Стоуш вытер руки и кинул тряпку на стол.
— Болеть будет, — сухо произнес он и позвал в открытое настежь окно: — Иди сюда, Келан!
Худенький мальчишка с копной светлых, рыжевато-желтых, как полосатая шкурка гедра, волос зашел в дом и нерешительно остановился рядом с великаном.
Жевлар недовольно фыркнул, поторопил:
— Чего стоишь, помоги ей. — И снова деловито обратился к еще лежащей на столе женщине: — Пить порошок, что дал тебе, трижды по щепоти. Не менее десяти дней. Мужа своего придержи месяц, а лучше два, к себе не подпускай. Полежи дома, не работай с неделю, тяжестей не таскай. Иди. Келан, проводи за изгородь.
Взгляд оранжевых круглых глазенок метнулся от окровавленной тряпки к зеленоватому от боли и бледности лицу селянки. Она неуклюже сползла со стола, закусив губу, тяжело оперлась ладонями о край. Стараясь не смотреть в сторону жестяного таза, одернула платье. Затем оперлась о плечо ребенка и тяжело, подволакивая ноги, мелкими шажками пошла.
Солнце слепило глаза, и Келан споткнулся о камень у двери. Женщина глухо застонала, ее пальцы больно впились в его плечо. Мальчик поморщился, но промолчал. Они медленно прошли через двор.
Вокруг дома была посажена изгородь. Странный гибрид живой природы и магии с явным удовольствием царапал непрошенных гостей, мог и придушить. Когда-то Стоуш едва отнял у зеленого охранника особо любопытного соседского мальчонку. Парнишка уже начал синеть.
При такой «собаке» запоры не нужны. Вот в живой изгороди вместо калитки и зияла простая дыра. Напротив нее страждущие останавливались и звали Стоуша. А там уж он или Келан проводили мимо лохматого чудища. Никто и никогда не пытался покушаться на покой жильцов. Себе дороже. Скотина и та чуяла магию, обходила стороной. Объяснялось это, правда, все же не волшебством изгороди, а скорее родом занятий хозяина дома.
Мальчик провел женщину сквозь дыру и остановился. Дальше идти он не собирался. Селянка убрала руку с плеча Келана и крепко ухватила его за запястье, оставляя царапины черными жесткими когтями. Птичьи, бледно-голубого цвета глаза с яростью изучали смуглое личико:
— Ненавижу… — прошипела она с какой-то непонятной болью в голосе.
Келан тихонько взвизгнул, забился в руках женщины, пытаясь вывернуться. Она пошатнулась и, чтобы удержаться на ногах, оттолкнула от себя мальчишку. Опустила полупрозрачную ткань на лицо, а затем медленно пошла вниз, спускаясь с холма к селению.
Только местные могли позволить себе прийти вот так, без сопровождения мужчины. Обычаи в глуши суровы, но правил без исключений не бывает. Лица селянки прятали под длинными накидками, а тайны за семью печатями. Да только село-то небольшое, и все прекрасно знали, зачем женщины ходят к Стоушу. Однако были и другие, неместные, что приезжали под вечер с охраной: двумя-тремя вооруженными мужчинами. И переночевав, исчезали в дымке рассвета.
