Поэзия и поэтика города - Валентина Брио

Памяти Эси

…Однажды Гедимин охотился в Понарах,

На шкуру он прилег в тени деревьев старых

И песней тешился искусного Лиздейки,

Пока не задремал под говорок Вилейки;

Железный волк ему явился в сновиденье,

И понял Гедимин ночное откровенье:

Он Вильно основал, и, словно волк огромный

В кругу других зверей, встал город в чаще темно.

Адам Мицкевич. Пан Тадеуш (пер. С. Мар-Аксеновой)

«Кто хочет понять поэта, должен пойти в страну поэта», — многократно цитированная, эта четкая дефиниция не утратила своего прекрасного смысла и побуждающего к действию умысла. Если, подчиняясь ее убедительной силе, отправимся в город Вильно (Vilnius), мы обнаружим в нем много таких поэтических миров. В центре каждого из них расположился этот город: он отразился в них, как во множестве зеркал разнообразных форм, в каждом из них такой непохожий и такой узнаваемый.

Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур: польской, литовской, еврейской, белорусской, украинской, русской, караимской, татарской — сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся. Княжество сложилось в XIII веке, оно в разное время включало различные части литовских, белорусских, русских и украинских территорий, причем очертания его менялись. С Люблинской унии 1569 года оно объединилось с польскими территориями (так называемой Короной — Korona), составив многонациональное федеративное государство. О характере Виленского анклава Милош писая: «…то ли Польша, то ли не Польша, Литва, а может, и не Литва, то ли провинция, то ли столица, хотя прежде всего провинция». И далее: «В принципе нам следовало считать себя литовцами, говорящими по-польски, и поддерживать в новых условиях девиз Мицкевича „Отчизна милая, Литва“, что означало бы создавать литовскую литературу на польском. Но по сути дела никто этого не хотел: ни литовцы, ощетинившиеся против польской культуры, подвергавшей их денационализации, ни те, кто говорил по-польски и считал себя просто поляком… Личности, думавшие иначе, были немногочисленны, хоть и очень интересны, ценны и энергичны»[1] этими особенностями связаны сложности не только национальных отношений, но и национальной идентификации.

Поэзия чувствовала все это насыщенное противоречиями пространство своим и легко обращалась к иным эпохам, людям — сквозь века. И находила для него свои, поэтические формулы, — как «гражданин Вильнюса» (Vilniaus pilietis) у литовской поэтессы Бируте Балтрушайтите-Масионене (1940–1996) в стихах, посвященных профессору университета начала XIX века, учителю молодого Мицкевича: «О Лелевель, поляк, литовец иль Вильнюса гражданин…»