Первый трудный день - Сергей Терентьевич Семенов

– - Эй, Катерина! -- послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика. -- Подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.

Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда ее позвали, она бросила шитье и подошла к окну.

– - Что такое?

– - Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.

– - Когда?

– - Послезавтра.

– - Ладно… Спаси Христос, что сказал.

Мужик ушел, а мать вернулась на свое место и взялась опять за шитье. Я лежал в это время на коннике. Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.

– - Мама, зачем нам там навоз возить?

– - В отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так друг другу и пособим.

Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.

– - И я с тобой поеду? -- спросил я.

– - Что тебе там делать?

– - Буду лошадь водить…

Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:

– - Ах ты, карапуз! Тебе и до повода-то не достать.

– - Достану, ей-богу, достану! -- поспешил уверить я. Но мать не обращала внимания на мою уверенность и, откусывая нитку, проговорила:

– - Будет не дело говорить-то! -- А потом задумалась и с досадой проговорила: -- Ну ладно, поедем…

Мне в то время шел девятый год. Я еще ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что она вочьмет меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день.

Мать справляла, и я не отставал от нее, помогал ей закручивать закрутни [Закрутня -- кляп для закрутки конской губы.] и искал чеку [Чека -- клин. Вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении оно не соскакивало]

Когда день прошел, мать сказала мне:

– - Ложись скорее спать, а то завтра рано вставать!

Я лег, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне, и я никак не мог от них отделаться.

Наступил и этот день. Еще куры сидели на насести, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня за плечи:

– - Ермошка! А, Ермошка! Вставай, поедем!

Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.

– - Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, -- раздался другой голос.

Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил, зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошел умываться.

Я вышел за матерью из избы. У двора стоял запряженный в телегу наш Карька и дремал. Мы влезли на телегу, и мать дернула вожжой.

Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Я глядел по сторонам. Роса белела везде, как молоко; трава была подернута ею, как туманом, головки цветов от нее казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.