Моторы заглушили на Эльбе - Василий Терентьевич Белых

Моя первая встреча с однополчанами была несколько необычной. Она произошла 7 февраля 1944 года, в день прибытия в 1205-й самоходный артиллерийский полк, куда приказом начальника Главного политического управления Красной Армии после окончания курсов при Военной академии бронетанковых и механизированных войск я был назначен заместителем командира полка по политчасти.

Вечером того же дня после оформления документов в штабе и обстоятельной беседы с парторгом полка капитаном Михаилом Павловичем Пузановым мы пошли с ним в казарму.

Дневального у дверей казармы почему-то не было. Увлеченные оживленным разговором бойцы и сержанты не заметили нашего прихода. Они сидели и лежали на двойных плотно сдвинутых нарах, стояли в проходах.

Первым увидел офицеров молодой, среднего роста боец. Он поспешно одернул гимнастерку и, приложив руку к головному убору, представился: «Товарищ майор, дневальный по казарме красноармеец Плясухин!»

Разговор утих.

— Здравствуйте, товарищи! — приветствовал я красноармейцев и сержантов.

В ответ прозвучало нестройное:

— Здравствуйте…

— Здравия желаем, товарищ майор!

— Вечир добрый!

Окинув быстрым взглядом бойцов, я про себя отметил: команду «Смирно!» дневальный не подал, многие продолжали сидеть и лежать даже после прихода офицеров; обмундированы по-разному: большинство в форме танкистов (кое-кто даже в казарме не снял танкошлем), у иных на погонах эмблемы артиллеристов, саперов, стрелков; одни одеты по форме, словно в ожидании команды «Становись!», другие полураздеты, хотя время отбоя еще не наступило.

Тем не менее я принял стойку «смирно», взял под козырек и громко представился:

— Майор Белых. Назначен в полк заместителем командира по политчасти!

Бойцы оживились. Лежавшие, и сидевшие на нарах поднялись, приводя в порядок одежду.

— О чем разговор? Поделитесь со мной и капитаном Пузановым…

Вперед вышел высокий, стройный боец. Представился: «Сержант Сытытов!»

— Товарищ майор! — уверенно обратился он. — Говорят, что к нам на вооружение поступают семидесятишестимиллиметровые самоходные артиллерийские устауовки,[1] а у них тонкая броня, да к тому же вовсе нет крыши. Правда ли это?

— Правда. А что?

Сытытов не спешил с ответом. Зато его товарищи на все лады принялись обсуждать услышанную новость.

— Обсерватория, а не боевая машина!

— Открой брезент и считай себе звезды, мечтай!

— Романтика, словом!

— Н-да, это вам не KB…

— И не тридцатьчетверка!..

Признаться, подобные высказывания не удивили меня. В беседе при нашем знакомстве Пузанов предупреждал: некоторые бойцы весьма скептически оценивают новые самоходки. Полк еще только формировали. Пополнение прибывало с разных концов страны: одни — из госпиталей, другие — с курсов подготовки и переподготовки специалистов. Некоторые уже успели повоевать в прославленных танковых бригадах, корпусах. Гордились этим и искренне сожалели, что не удалось вернуться к своим побратимам-танкистам. Вечерами в казарме только и разговоров было о том, что, дескать, где уж самоходке тягаться с танком. И обычно большинство клонилось к тому, что самоходка — машина несерьезная, много с ней не навоюешь.