Лук и донос - О’Санчес

— Самое чистоплотное животное в мире — это солдат! — Лук остановился, сложил руки в замок и хрустнул пальцами. — В то же время, если говорить о квинтэссенции воинской доблести и боевого духа, высшим воплощением всего ранее поименованного является фигура кочегара, из числа военнослужащих срочной службы в рядах вооруженных сил Советского Союза. Далее… Ну, слушаю?…

— Чо за "киссенция" такая? — Луку внимает небольшая аудитория: Князь и Степа, его подручные по кочегарскому ремеслу, да в уголку тихо сидит и курит молодой воин из третьего батальона, сосланный в кочегарку на внеочередной наряд. Вопрос задал Князь, и Лук с горечью понимает, что его красноречие бесполезно, что семена падают на каменистую почву, что лучше всего, для настроения и нервов, было бы заехать невежде в ухо, но Лук в свое время дал себе нерушимую клятву не обижать младших по службе и Лук терпеливо вздыхает.

— Квинтэссенция — это такое умное полулатинское слово, употреблено мною не по крайней нужде, но сугубо для элоквенции. Я могу продолжать?

— Да, да, это интересно. Особенно про кочегаров. — Смирный и исполнительный Степа пытается поддакнуть Луку, почуяв, что тот сердится.

— Спасибо. — Теперь Лук по-сталински закладывает руки за спину и продолжает расхаживать взад-вперед по тесному помещению кочегарки, по узкому проходу между двумя котлами и тремя подчиненными ему бойцами кочегарного фронта. Сосланный в наряд воин первого периода службы готов слушать Лука хоть до утра, потому как лучше спокойно сидеть, минуты до дембеля мотать, чем шнырять с тачкой за углем и шлаком; Степе и Князю тоже не в тягость этот дедовской скрипеж — все развлечение перед ужином, лишь бы не орал и не придирался.

— Если же говорить именно о кочегарах, то перед нами во всей своей скромной, но ослепительной сути, предстает фигура… — Лук нетерпеливо щелкает пальцами правой руки и Степа тут же сует туда сигарету и спички. — … фигура… Фигура старшего кочегара. — Лук выдыхает бледный дым первой затяжки и останавливается. — Да. Старшего кочегара. Как правило, воина четвертого периода службы, дедушки, а в нашем конкретном случае, принимая во внимания седины мои и жизненный опыт, еще и патриарха полка, ибо нет в пределах всех четырех казарм другого воина, лично снявшего скальп с двадцать третьей зимы… Князь!

— Чего, я же слушаю…

— Вывод из моей речи. Кратко, четко, точно. Ну?

— А хрен его знает. Ну, на дембель тебе скоро, да?

— Да, и на дембель. Но только что я безуспешно попытался в мягкой и доступной для вас всех форме предупредить, что собираюсь принимать душ, и если банного пара будет мало — берегитесь! А именно ты, Сергей Князьков, ленивый карбонарий, рязанский чурка, бойся переполнить чашу моего долготерпения, урою. Понял, скважина?