Думая о Пушкине - Иван Алексеевич Бунин

«Просьба ответить: 1) Каково ваше отношение к Пушкину, 2) прошли ли вы через подражание ему и 3) каково было вообще его воздействие на вас?» <...>

Вообще давно дивлюсь: откуда такой интерес к Пушкину в последние десятилетия, что общего с Пушкиным у «новой» русской литературы,— можно ли представить себе что-нибудь более противоположное, чем она — и Пушкин, то есть воплощение простоты, благородства, свободы, здоровья, ума, такта, меры, вкуса? Дивлюсь и сейчас, глядя на этот анкетный листок. А потом — какой харак­терный вопрос: «Каково ваше отношение к Пушкину?» В одном моем рассказе семинарист спрашивает мужика:

— Ну, а скажи, пожалуйста, как относятся твои одно­сельчане к тебе?

И мужик отвечает:

—   Никак они не смеют относиться ко мне.

Вот вроде этого и я мог бы ответить:

—   Никак я не смею относиться к нему... <…>

И все-таки долго сидел, вспоминал, думал. И о Пуш­кине, и о былой, пушкинской России, и о себе, о своем прошлом...

Подражал ли я ему? Но кто же из нас не подражал? Конечно, подражал и я,— в самой ранней молодости подражал даже в почерке.  Потом явно,  сознательно согрешил, кажется, только раз. Помню, однажды ночью перечитывал (в который раз?) «Песни западных славян» и пришел в  какой-то особенный   восторг.  Потушив   огонь, вспомнил,  как год тому назад был в Белграде, как плыл по Дунаю, - и стали складываться стихи «Молодой король»:

Затем что еще? Вспоминаю уже не подражания, а просто желание, которое страстно испытывал много, много раз в жизни, желание написать что-нибудь по-пушкински, что- нибудь прекрасное, свободное, стройное, желание, проистекавшее от любви, от чувства родства к нему, от тех светлых (пушкинских каких-то) настроений, что бог по­рою давал в жизни. Вот, например, прекрасный весенний день, а мы под Неаполем, на гробнице Вергилия, и по­чему-то я вспоминаю Пушкина, душа полна его вея­нием — и я пишу:

А вот другая весна, и опять счастливые, прекрасные дни, а мы странствуем по Сицилии... При чем тут Пуш­кин? Однако я живо помню, что в какой-то именно связи с ним, с Пушкиным, написал я:

А вот Помпея, и опять почему-то со мной он, и я пишу в воспоминание не только о Помпее, но как-то и о нем:

А  вот лето в псковских лесах, и соприсутствие Пуш­кина не оставляет меня ни днем, ни ночью, и я пишу стихи с утра до ночи, с таким чувством, точно все на­писанное я смиренно слагаю к его стопам, в страхе своей недостойности и перед ним, и перед всем тем, что поро­дило нас: