Дмитрий Глуховский
Возвращение в Кордову
Я думал, что никогда не вернусь в Кордову. Но я приезжаю сюда снова и снова, каждый год, чтобы оказаться здесь в тот самый день, когда все случилось.
Элен тогда было всего двадцать, и она верила в то, что я еще передумаю.
Мы сидели в крошечной забегаловке — неудобные хромированные стулья, колченогий круглый столик, пучок жестких салфеток и сколотые тарелки с размазанным по ним кетчупом, крашенные в белый стены и чучелко какого-то местного святого в красном углу. Она мучительно возила в красной лужице последний ошметок картошки-фри, вглядываясь в него так внимательно, словно собиралась предсказать мое будущее по томатным разводам.
Элен молчала пять, шесть, десять минут. Я сначала пробовал ее расшевелить, потом забеспокоился — думал, не обидел ли ее чем, попытался вспомнить — что мог сделать такого. Ничего так и не вспомнив, разозлился и отвернулся, назло ей уставившись на зеленоглазую испанку, которая сидела через столик от нас и красиво курила.
В то время я не знал, как ее понять. Мне тоже было всего двадцать.
Она подняла наконец на меня взгляд и сказала:
— Я беременна.
Мне тоже было двадцать, и я испугался куда сильнее нее. Затылок вспотел, сердце ухнуло в пропасть, и весь мир вдруг стал другим — словно до этого я наблюдал его отстраненно, как рассматривают жизнь морских рыб сквозь рябь, не заходя в море — и вдруг нырнул в холодную воду с головой.
Она не знала, что сказать еще, а я не знал, что ответить. Мне казалось, что усатые деды с обветренными лицами, потягивавшие пиво у барной стойки, перешли на шепот, а хозяин кафе тычет в меня холодным любопытным взглядом, и даже залапанный маленький телевизор в углу заткнулся. Зеленоглазая оставила дымящуюся сигарету в железной пепельнице и гулко забарабанила пальцами по столу.
Все ждали, что я скажу.
Я был готов смотреть куда угодно, только не в глаза Элен. Что она хотела услышать?
— Я не готов…
Я был не готов! Я не хотел, чтобы моя молодость кончилась тут же, чтобы на место приключения, кружащего голову флирта, на место горячечных штурмов при любых удобных случаях — пришла вялая прохлада брака, памперсы и тоскливый быт. Я не хотел пришить себя к Элен навсегда душой неизвестного мне ребенка — да и какой это ребенок? — просто скопление клеток! Своей без спроса беременностью она не оставляла мне чувства, что я с ней, потому что хочу быть с ней. Нерожденный ребенок вдруг разрушил все волшебство любовной игры. Он заставил меня думать о будущем — а мне было слишком рано еще о нем думать.