Очи черные - Галина Владимировна Бахмайер

Старый Мишка был горьким пьяницей.

Он одиноко обитал в полуподвальной комнатенке старого, дореволюционной постройки дома, где низкие каменные потолки подавляли своей сводчатой тяжестью, и где всегда жила отдающая плесенью сырость, неистребимая даже вовсю разожженной неказистой печуркой.

Все называли его просто Мишкой; он и сам уже почти забыл собственную фамилию, вспоминая ее лишь когда немолодая почтальонша с вечно поджатыми губами приносила ему его скудную пенсию, брезгливо бросая тощую пачечку купюр на грязную столешницу. Тогда Мишка выковыривал на свет божий замусоленный паспорт и неловко расписывался дрожащей с похмелья рукой.

Пенсии хватало ненадолго. В комнатах наверху жили дальние родственники, седьмая вода на киселе, приютившие его из милости. Сдавать эту комнатенку было невозможно, для путного подвала она не годилась; вот и пустили Мишку, постоянно привлекая его для дачно-ремонтных работ и изредка помогая нехитрыми продуктами.

А на «свои» он в основном пил.

Когда-то Мишка был художником. Писал веселенькие летние пейзажи, залитые солнцем улицы, заснеженный зимний лес… Это для души и на продажу. А для дела — рисовал плакаты, транспаранты, выполнял декоративное оформление залов и прочая и прочая…

Говаривали, что когда-то у Мишки была и жена, и дети, но все куда-то подевались.

Остался лишь одинокий, не просыхающий от гадкого самогона, опустившийся старик, ненужный никому, даже своим случайным собутыльникам.

Однажды тихим сентябрьским вечером Мишка услыхал за окном топот и голоса.

Топотала живущая наверху молодка, гоняясь за своим вечно галдящим, неуемным дитем. Суета разозлила с утра маявшегося головной болью Мишку. Он рывком поднялся со скрипучего стула, распахнул незапирающуюся дверь и по истертым ступеням поднялся во двор.

— Чего орешь, дура?! — рявкнул он, щурясь от яркого с непривычки солнца. — Люди отдыхают, а она тут бегает!

Соседка запнулась, настороженно покосилась на него и отошла к скамейке под тополем. Мишка сердито посмотрел ей вслед, бурча себе что-то под нос. И тут же умолк, приглядевшись.

Рядом с соседкой под пожелтевшим тополем сидела незнакомая Мишке молодая женщина.

Положив ногу на ногу, обхватив колено сцепленными пальцами и покачивая туфелькой, она с усмешкой смотрела на пьяного старика.

Мишка подошел ближе, не сводя глаз, словно завороженный. Тихонько посмеиваясь и кивая головой, незнакомка болтала с соседкой. Лучи осеннего солнца высвечивали блики на ее темных волосах и золотили нежный пушок на смуглых щеках. Подойдя, старик споткнулся, охнул, и женщина повернула голову. На Мишку с насмешливым любопытством воззрились жгучие цыганские глаза.