Первое руководство для родителей. Счастье вашего ребенка. - Андрей Владимирович Курпатов

Четыре года назад я написал книгу «Триумф гадкого утенка» — книгу о том, какие психологические проблемы мы с вами вынесли из нашего детства. Это ведь именно в нем, в нашем детстве, источник тех внутренних конфликтов и комплексов, которые затем мучают нас всю жизнь. Все оттуда, все это корнями где-то там — в детстве, отрочестве, юности. Но, в целом, «Триумф» не отличался ни обилием советов, как у нас любят, ни наличием каких-то конкретных рекомендаций — «пойди туда, сделай то». Эта книга, скорее, стала неким размышлением, важным для осознания и, может быть, даже покаяния. Мне хотелось, чтобы человек, прочитавший «Триумф гадкого утенка», освободился от той принесенной им из детства душевной тяжести, которая, как мне кажется, есть в каждом.

Собственно, поэтому, из-за такого, прямо скажем, философского настроя книги, я и не слишком рассчитывал на какой-то особенный читательский прием моего «Триумфа». Однако, книга оказалась успешной, мне даже кажется — чересчур. Сейчас я держу в руках уже ее шестое переиздание, не считая множества так называемых «дополнительных тиражей», и, признаться> сам не верю, что у нее такая счастливая судьба. Но дело даже не в том, сколько издатель перевел на нее бумаги, а в том, сколько отзывов пришло мне на эту книгу. Сколько и каких! Люди писали мне о своих ощущениях, которые они испытывали во время чтения, делились своими мыслями, рассказывали о том, как она помогла им изменить свою жизнь. Честно сказать, я был несколько обескуражен. А еще меня стали постоянно спрашивать о книге, которую я легкомысленно анонсировал в самом последнем абзаце «Триумфа», назвав ее «своеобразным вторым томом», — о «Руководстве для Фрекен Бок».[1]

Почему же «Триумф», несмотря на «отсутствие конкретики», все-таки нашел путь к сердцам читателей? Ну, верно, потому, что в этой книге я рассказывал о наших отношениях с людьми, которые были, есть и будут самыми главными в нашей жизни, о наших отношениях с родителями. А эти отношения — архисложная штука, нечто очень интимное. Они полны какого-то странного напряжения — слишком много в них внутренней, невысказанной, не понятой толком, не осознанной нами, какой-то потаенной боли. И потому, вероятно, меня все время теребят по поводу этого «Руководства» — мол, доктор, нам нужна эта книга, нам важно, чтобы с нашими детьми ничего подобного не случилось, мы хотим, чтобы они не чувствовали этой боли, мы хотим, чтобы наше воспитание не сделало их невротиками.