Француз и Дао - Владислав Былинский

Ого, целая делегация! Проходите, падайте где хотите. Открывайте, наливайте.

Малыш, что ж ты в проходе застрял? Втискивайся, браток. К косяку не прислоняйся: дверь с петель соскочит. Косяк -- дело ненадёжное. Возьми вот креслице, придвинь, располагайся осторожненько. Ну ты и наеденный! Весомый человечище! Суомистические эманации, энергия единорога… Опасайся Меркурия в Весах, Артемиду стороной обходи, а пушку свою на подлокотник брось, на всякий случай. Она тебе не понадобится. Ежели что, ты меня одной левой по стене размажешь, правда?

Успокойся, малыш. Кресло расплющишь. Не бойся, я подневольного не трону.

Я вообще никого из вас не трону.

Вашу просьбу, судари, я уже обдумал. Жаль отказывать. Но отказать придется.

Не галдите, господа! Это невежливо и ни к чему. Ковырнуть меня вы не сумеете. Я нечувствителен к боли, равнодушен к ходу времени, холоден к страданиям других и буду жить вечно. Да вы и сами знаете.

Задавайте вопросы. Отвечу. Спешить нам некуда.

Почему меня Французом прозвали? А шарм? А профиль? А удаль амурная?

Вы правы. Ни при чём тут профиль, ни при чём прононс. По-французски я не лопочу, и ни одна собака на Сене меня не знает. Сена -- не Стикс.

Я, господа, калач тёртый. В контр-прогрессорстве лет двадцать. Ещё в застойные годы был инициализирован лаборантом Ильей с улицы Ньютона. Забавлялись нюханьем токов и верчением рюмок. Запах эфира с тех пор вовек при мне.

Начальную школу сенсорики прошёл я на системных посиделках в одной центровой хате. Хозяином там был дядюшка Вепрь Ыванов, сорокапятилетний интеллигент-валютчик. Он давал нам книги и заставлял искать в них смысл -- а нашедшего просил вернуть. Помню свои тщетные усилия выжать что-то осмысленное из книженции "Я и Оно"… На практических занятиях мы хором рычали "ом", входили в транс -- по очереди, совместно и кто с кем. Взывали к Матери Всеобщей, взглядом разгоняли облака. Усилием воли вклинивались в телепрограммы и превращали тараканов в окурки. Мелочь по скатерти гоняли, рамку дугой гнули, вещие зеркала чистым спиртом просветляли. Китайскую мудрость на ночь принимали, с утра дланью кирпичи плющили. И нагло улыбались Будде.

Вздор, конечно. Дилетанщина, мяуканье. Пена… И все-таки много, слишком уж много дряни выуживали из тёмных вод.

Итоги как нельзя соответствуют: вскоре кто-то на скамью угодил, кто-то в дурдоме стенки пинать стал, а кое-кто до сих пор пишет по ночам письма вечности.