Добрые люди - Пётр Николаевич Луцик, Алексей Алексеевич Саморядов

Панька Морозов, получая на маслобойке свою долю масла, не утерпел и харкнул прямо в бидон с желтой жидкой мутью. Бидон тут же слил на землю, прямо в маслобойке и, ни на кого не обращая внимания, вытащил шесть мешков семечек. Побросав их в телегу, уехал, вежливо попрощавшись, пообещав отжать масло у немцев. Был он малый двадцати двух лет, отчаянный, оттого и дурак. Смерть незримо ходила за его спиной с самого рождения, как ходит за людьми отчаянными и смелыми. До немцев ему съездить не довелось.

Приехал главный инженер колхоза до Панькиной хаты с двумя мужиками. Плечом открыл дверь, громко матерясь и ругаясь, пошел в сарай, где и обнаружил мешки. Велел мужикам нести их в машину. Те почесались, пожались и потащили. Подоспевший Панька без слов сбил главного инженера кулаком с ног, немного потоптал и, волоком, за шиворот, выбросил за ворота. Мужики погрузили инженера в «уазик» и увезли до дому, а через час приехал участковый Мишка Колесников с товарищем.

Они молча прошли во двор, застрелив отвязанного кобеля, и позвали со двора Панечку.

Панька обедал, заметив их в окне, снял рубаху и одел постарее, на ходу застегиваясь.

Мишка был просто здоровый и крепкий бандит, рыжий и нахальный, товарищ, тоже сержант, Паньке был не знаком, помельче и расторопнее.

Они били Панику во дворе, за сараем, когда закричала с соседнего двора баба, и Панька сдался.

— Ладно, Мишка, — сказал он. — Я всё понял, — его потоптали ещё за «Мишку», пока он не сказал — товарищ Колесников, — и присудили контрибуцию в недельный срок.

Ящик водки инженеру, ящик Мишке с товарищем, на том и порешили. Мишка помог Паньке набрать из колодца воды, облив его из ведра, устаю вздыхал.

— Вот так и живем, Серёга, — сказал он напарнику, сержанту.

Тот оглядывал постройки и сараи.

— Совсем земляки мои распустились, надо как-нибудь время выбрать и шороха здесь навести.

Панька с перекошенным лицом, снова надел чистую рубашку, кликнул с улицы пацана, поспал его в магазин, раскладывая на столе закуску.

После первой бутылки Мишка подобрел, вспоминал детство, умершего еще лет десять назад Панькиного отца и пообещал достать в районе щенка взамен убитой собаки.

Панька сам не пил, только готовил закуску. После второй бутылки Мишка стал сморкаться на пол, вытирая пальцы о занавески, велел принести музыку и позвать Вальку Ховалеву с подружкой.

Панька с готовностью поднялся и, сломав о Мишкину голову скалку для пельменей, вышел во двор.