Неостывшее сердце - Олег Геннадьевич Фомин

Ветер выл оглушительно и резал смертельно.

В кромешной тьме вьюга закручивала вихри острого, как стекло, снега.

Снег был всюду: на земле – океаном, бескрайней гладью, в воздухе – воздухом, почти вытеснив его, в небе – тучами, рабами погонщика ветра, громадные стада которых мигрировали с севера и не пускали луну вниз.

В кромешной тьме, посреди снежной долины, окружённой чёрным лесом, замерзал одинокий дом.

В этой ветхой, окованной льдом избе было три помещения. Тёмная кладовая никогда не знала света. Из прихожей короткий и узкий коридор вёл к единственной двери – выходу. Главная же комната совмещала в себе и спальню, и кухню, и библиотеку, и арсенал, и ещё много чего по мелочам, если приглядеться.

Напротив маленького окна, которое было только здесь, танцевало печное пламя, скромное, но бодренькое и трескучее, сверкало ярко, не догадываясь ещё, что скоро померкнет.

Посреди комнаты печалился невзрачный столик, простой, дощатый, уже отчаявшийся вернуть то время, когда он был свеж, блестящ и весел. На нём вместе с грязной металлической посудой лежал обрез охотничьего ружья с вертикальными стволами и рукоятью, обтянутой бело-серым мехом. На краю построились шеренгой, как вечно верные и готовые к бою солдаты, шесть патронов; два из них были помечены нацарапанными крестиками. Охотничий нож, заменявший и кухонный, покоился подле. На ножку стола опирался деревянный самострел, грубый на вид, но мощный и надёжный; три стрелы с наконечниками из ржавых гвоздей были обёрнуты в ткань и лежали на полке.

Справа же от тёплой печи, занимая весь уголок, на двух широких поленьях ютился удивительный предмет. Удивительный в этой угрюмой и жёсткой картине с оружием. Это была хорошенькая детская колыбель, в белом облаке которой укуталась и безмятежно спала девочка лет пяти-шести с красивым миленьким личиком и вьющимися каштановыми волосами. Игривые кудряшки-пружинки щекотали её закрытые глазки всякий раз, стоило ей чуть пошевелить своей прелестной головкой, и она улыбалась от этого во сне.

Девочка сияла… В обоих смыслах этого слова. Невероятно, необъяснимо, но прекрасно: крохотное тельце пеленала аура очень нежного сияния, озарявшего весь угол.

Никто, кроме неё самой, не мог ведать мир её грёз. Истинно было лишь, что те места, которые она созерцала и где сейчас радостно порхала, утопали в солнечном свете, наверное, таком же, какой испускала она сама. Он горел даже сквозь одеяло. А личико этого ангела, точно солнце…