Nevermore - Генри Лайон Олди

"И очнувшись от печали,

Улыбнулся я вначале,

Видя важность черной птицы,

Чопорный ее задор.

Я сказал: "Твой вид задорен,

Твой хохол облезлый черен,

О зловещий древний ворон,

Там, где мрак Плутон простер,

Как ты гордо назывался

Там, где мрак Плутон простер?"

Каркнул ворон: «Nevermore».

Э.А.По. «Ворон»

…Мертвые серые волны набегали на мертвый оплавленный песок и с точностью метронома откатывались обратно, туда, где морское пенящееся месиво смыкалось у горизонта с мутным небом, изорванным провалами атмосферных дыр и вихревых колодцев, предвещавших торнадо. Небо нехотя сплевывало мелкие, слабо светящиеся брызги в грязную земную плевательницу; земля в местах попадания вяло дымилась, остывая спекшейся коркой впрочем, дымилась она уже несколько лет. Ветер метался над побережьем, ветер свистел в сухих скелетах немногих сохранившихся зданий, ветер ворошил грязный тюль пепла, обнажая погребенные под ним кости. Небо равнодушно разглядывало останки. Плевать оно на них хотело…

В первые дни трупов было так много, что ошалевшие от счастья вороны устроили себе роскошное пиршество. Из-за радиации воздух был почти стерилен, и птичья толкотня растянулась на недели, потом — на месяцы… Процесс разложения шел медленно, и когда многие из стаи лысели и умирали посреди гама и хлопанья крыльев — их тела оставались нерасклеванными. Крылатые собратья из более удачливых — они предпочитали человечину.

Постепенно вороны заметили, в каких местах их подстерегает невидимая смерть, и больше не залетали туда. Еды со временем оставалось все меньше, все труднее становилось отыскать не тронутые гнилью и клювами тела; а о том, чтобы поймать крысу, вообще не могло быть и речи. В первые дни после Конца крысам, вопреки всем прогнозам, почему-то повезло гораздо меньше, чем воронам. Угрюмые птицы копались в развалинах, перелетали с места на место, разгребая легкий шуршащий пепел; и никто не хотел понять, что времена сытости канули в небытие…

…Ворона сидела на берегу и ждала. Море нередко выбрасывало на берег что-нибудь съедобное: раздавленную морскую звезду, краба, сварившегося в собственном панцире, фиолетовую медузу… Ворона была голодна и сердито косила налитым кровью глазом на грязную пену прибоя. Ничего. Плохая эпоха. Особенно плохая после недавнего, чуть тронутого огнем изобилия… Ворона хрипло каркнула, и в скрежете ее горла на миг проступило забытое слово навек ушедшей расы. Чужой расы. Вкусной и обильной. И теперь никогда больше… Никогда.