Отрок. Бешеный Лис - Евгений Сергеевич Красницкий

Конец марта 1125 года. Туров — Княжий погост — Кунье городище

Приключения начались сразу же после выезда из Турова. Стоило только санному поезду миновать последние сараи и заборы городского посада, как Мишка, правивший передними санями, увидел как на дорогу выскочили четыре фигуры и, выстроившись поперек пути, дружно брякнулись на колени. Мишка придержал Рыжуху, сзади послышался топот копыт — дед и Немой купили себе строевых коней и сопровождали семейный караван верхом, в полном вооружении.

— Кхе! Гляньте-ка, музыканты!

Действительно, на дороге стояли четверо из оркестра, сопровождавшего выступления Мишкиной «труппы» — двое парнишек, игравших на рожках, флейтист и «ксилофонист». Когда дед подъехал к ним вплотную, все четверо сдернули шапки и уткнулись лбами в грязный, перемешанный с навозом, дорожный снег.

— Боярин! Корней Агеич, батюшка! — Возопил «ксилофонист», обладатель астрономического имени Меркурий. — Смилуйся, не дай пропасть! Возьми к себе, хоть холопами, хоть кем! Если не меня, то хоть детишек пожалей, пропадут! Приюти, батюшка боярин, мы отслужим!

— Ну-ка, поднимайтесь, нечего грязь носами ковырять! Что, Своята выгнал?

— Сами ушли, боярин батюшка, мочи не стало!

— Сами? Кхе… И чем же он вас так утеснил?

— Всем, батюшка боярин, голодом, холодом, побоями, попреками, угрозами. Сколько бы не заработали, все равно, должны ему. Ты не подумай, мы вольные и кабальных записей на нас нет, просто Своята все время твердил, что мы зарабатываем меньше, чем он на нас тратит. Совсем сил никаких не стало. Возьми, боярин, хоть детишек, я-то выкручусь, как-нибудь.

— Кхе! Куда ж я вас…

— Боярин!!!

— Да не ори ты! Думаю я, а не гоню. Так просто такие дела не решаются. Ждите здесь, Михайла, пойдем-ка, с матерью поговорим.

Мать уже сама выбралась из бывшего скоморошьего фургона и шла к передним саням, следом за ней потянулись и пацаны.

— Вас кто звал? Кыш по местам! Аня, слышала, наверно, все, что скажешь?

— Дети еще совсем, пропадут. Я с ними еще там, в Турове поговорила, все — сироты. А Своята их и правда в черном теле держал, не врут. Вон тот крайний — Артемий — выглядит как Кузька, а на самом деле старше Михайлы на год.

— Кхе! Значит, брать?

— Не знаю, батюшка. — Мать жалостливо вздохнула. — Меня вот Никеша на могилку к родителям сводил, так я, как будто повидалась с ними, на душе посветлело, а этим и пойти-то некуда. Жалко ребяток.

— Так брать или нет?

— Воля твоя, Корней Агеич, а я бы… — Мать немного помолчала, снова вздохнула. — Я бы взяла.