Шансон для братвы - Дмитрий Черкасов

Нечего на зеркало пенять, да-а?

(произносится с южным акцентом).

Пацанам России – конкретно красе и чисто гордости нации – посвящается эта книга.

События и персонажи в большинстве своем вымышлены. Хотя и не всегда…

Николай Ефимович Ковалевский слыл человеком общительным.

Он легко договаривался с чиновниками из местной администрации, непринужденно “давал на лапу” вороватым бюрократам и потеющим от умственного перенапряжения сотрудникам правоохранительной системы, и организовывал различные фирмы и фирмочки, где всенепременно занимал должность Генерального директора.

Проблем с набором штата не существовало, на обещание высокой оплаты люди слетались, как мотыльки на свет лампы. Ковалевский проводил сделки, используя преимущественно личные сбережения своих сотрудников, а когда наступал момент выдачи зарплаты, сворачивал свою коммерческую деятельность, ссылаясь на внезапно возникшие трудности, и быстренько перебирался на новое место.

Он любил порассуждать о “многоуровневом маркетинге”, но, едва речь заходила о деньгах, без сожаления расставался со своими “партнерами и единомышленниками”. Благо, Питер предполагал, да и предполагает, широчайшее поле возможностей для любого экономического эксперимента.

В последнее воскресенье августа Ковалевский решил вместе с женой посетить выставку-продажу моделей одежды осеннего сезона. Лето уже подходило к концу, и хотя днем солнце палило, как в Зимбабве, о наступающем “сезоне дождей” свидетельствовали вечерние порывы прохладного ветерка и появляющиеся в городе загорелые и поиздержавшиеся на Канарах “братки”.

Диана, супруга бизнесмена, была довольно глуповатой особой, но в глазах Ковалевского имела одно несомненное достоинство – могла часами слушать бесконечные рассуждения Николая о преимуществах жизни на Западе и гипотетических “сладких вариантах” в коммерции.

Пока Диана, томно поводя пустыми глазами, примеряла кажущиеся ей элегантными морковные и салатные плащи из блестящего винила, Ковалевский направился в бар павильона. Нельзя сказать, что жена раздражала его больше всех предыдущих женщин, однако ее страсть к дорогущим нарядам была фактором, грызущим экономного Колюню. На себя, на свой так называемый “имидж”, он был готов тратить любые суммы, а вот обязанность отдавать нажитое непосильным трудом супруге вызывала чувство сродни переживаниям активиста общества “Память”, втайне от товарищей по борьбе уплетающего мацу в подсобке еврейского ресторана.