В конце войны - Константин Колесов

Константин КОЛЕСОВ

В конце войны

Утром они постреляли немного, сшибли очередной эсэсовский заслон при въезде в какой-то немецкий городишко, потом долго ехали по ровной чистой дороге на запад. Даже эсэсовцы, которые в основном и воевали в те дни в Померании, судя по всему, наконец-то усвоили, что есть война и какова на самом деле «смерть – добрая подруга» – была у них клановая песня с таким припевом, распевали они ее в те времена, когда стреляли и жгли безоружных в России, в Белоруссии да и по всей Европе, а теперь вот… в общем, опять они драпанули на десятки километров, оставив у жиденькой баррикады немного гильз, а рядом – окровавленные тряпки. И батарея самоходного полка, то есть три обшарпанные машины с рваными от осколков крыльями, с трепыхающимися мокрыми брезентами позади и с пехотой на броне, – с ходу проскочила еще один пустой городок, несколько придорожных «дорфов» и продолжала катить дальше. Уже несколько дней в этой части Померании сыпал, не переставая, мелкий дождь и порывами хлестал солоновато-льдистый ветер с близкой Балтики. Самоходчики опять промокли, застыли, лица у всех стали темно-серыми, щеки запали, все молчали, и каждый, наверное, думал, где бы хоть немного согреться, обсушиться, и когда, наконец, кончится эта проклятущая война.

На пехотинцев тоже было страшно смотреть: в грязно-липких шинелях с поднятыми воротниками, в бесформенных, размокших от дождя шапках, с почерневшими от холода и ветра лицами, они согнулись на броне у пушек, обнявшись со своими автоматами, и вроде бы подремывали, покачиваясь от хода машин. Дня три назад, когда бойцы появились у машин, их представили батальоном какой-то очень знаменитой гвардейской дивизии, но тогда их было человек сорок, теперь осталось пятнадцать. Шестнадцатый – командир, сержант, казах или татарин неопределенного возраста с раскосыми глазами сидел на передней машине, завернувшись в немецкую плащ-палатку и обхватив одной рукой орудийный ствол, смотрел вперед. В его совсем уж черное лицо с едва заметными прорезями глаз бил ветер с дождем, но он не отворачивался, не мигал.

Когда стало темнеть, машины остановились на холме возле трех опустевших домиков. Пехота сразу же ринулась в крайний, и там моментально замелькали огоньки, а из трубы повалил густой дым. Самоходчики в эти минуты установили три машины пушками на все четыре стороны, так, на всякий случай, хоть какая-то круговая оборона. Но вдруг все разом – и самоходчики, и пехотинцы, рыскавшие по дворам в поисках топлива, – метрах в пятистах на дороге, в низине увидели что-то странное, темно-серое, длинное, ползущее в вечерней мгле прямо к ним. Лейтенанты, командиры машин, вскинули бинокли, пехотный сержант один миг смотрел на дорогу, другой на лейтенантов, а в третий миг выдернул из кобуры большой видавший виды «парабелл» и побежал в дом, визгливо заорав: «Выходи всем! Атак! Немецкий атак!»