Тайна Белой Розы - Стефани Пинтофф

Судья Хьюго Джексон был на грани нервного срыва — и так было с самого начала процесса.

Конечно, он был не один такой. Все — от финансовых магнатов Уолл-Стрит до рядовых работников магазинов в «Мейси», от брокеров по облигациям в «Бэнкерс Траст» до продавцов бакалейных лавок в «Уимэнсе» — нервничали из-за судебного процесса «Народ против Дрейсона».

Разница только состояла в том, что Джексон был главным судьёй.

Он не испытывал ничего, кроме отвращения, к Дрейсону, который ни словом, ни жестом не выказал никакого раскаяния за жизни, которые отнял.

Но этот обвиняемый будет осуждён по справедливости. В конце концов, в этом заключался долг судьи. Не говоря уже о том, что Джексон не хотел давать Дрейсону ни малейшего основания для апелляции.

И все же он не мог успокоиться.

Может быть, дело было в самом Дрейсоне — потому что Джексона приводило в замешательство то, как обвиняемый с отросшими волосами и бородой сидел молча, изо дня в день глядя на судью сквозь стёкла толстых очков в проволочной оправе. Это ощущение, что за ним наблюдают, не покидало его еще несколько часов после того, как он выходил из зала суда; хотя каждый раз, когда он оборачивался, за спиной никого не было.

Его жена сказала бы, что на старости лет он стал совсем чокнутым.

Вокруг него толпы людей, жаждущих узнать последние новости, хватали номера «Уорлд», «Трибьюн» и «Таймс» прямо из рук газетчиков, даже чернила ещё не успевали высохнуть. Они будут читать подробности того, как держалась сторона защиты. Завтра присяжные посовещаются, и судьба Дрейсона будет решена.

Публика, возмущенная преступлением, назвала этого человека чудовищем и теперь с трепетом ждала обвинительного приговора, в котором никто не сомневался. Если в этом мире существовала хоть капля справедливости, этот вердикт обязан был быть обвинительным.

По крайней мере, так считало большинство людей. Но судья слишком хорошо знал, что есть и другие.

Даже у Дрейсона были сторонники.

Когда примерно через полчаса судья приехал в свой солидный особняк из красного кирпича в доме номер три на Грамерси-Парк, он обнаружил, что его почта уже аккуратно сложена стопкой на серебряном подносе, стоявшем на столике в прихожей. Он задумчиво перебирал письма, пока не замер над одним из них.

Неужели снова?

Он разорвал конверт и взглянул на содержимое. Инстинктивно потянулся, чтобы ослабить галстук, который, казалось, начал его душить. Судья сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Затем, не сказав ни слова жене, он сунул всю пачку писем в карман пальто, схватил большой железный ключ, который всегда висел у входной двери, и перешел улицу к запертым кованым воротам, ведущим в парк, потому что только владельцы домов напротив парка имели доступ к маленькому частному оазису у подножия Лексингтон-авеню.