Линия Брунгильды - Марк Александрович Алданов

Антонов Павел Михайлович — опереточный артист, приближается к 60 годам.

Ксана — его дочь, 18 лет.

Ершов Василий Иванович — заштатный смотритель, 65 лет.

Никольский — артист, 32 лет.

Никольская — его жена, 30 лет, артистка.

Иван Александрович, 35 лет.

Спекулянт — человек неопределенной национальности и неопределенного возраста.

Фон Рехов — германский офицер, комендант пограничного пункта, 48 лет. Аккомпаниатор — еврейский юноша.

Марина — кухарка Ершова, глупорожденная, лет 40.

Немецкий вестовой.

Лакей.

Действие происходит осенью 1918 года в небольшом местечке, служившем тогда пограничной станцией между большевистской Россией и занятой немцами Украиной. Местечко находилось во власти немцев. Действие эпилога — в 1937 году, в Париже.

Угловая комната в старом доме: кабинет в казенной квартире смотрителя. Обстановка бедная; вид запущенный. В правой и левой стене угловой комнаты — по окну. На стене — карта театра войны. Пианино, этажерка с книгами, два стола. На полу лежат старые, испачканные чемоданы. Седьмой час вечера. На сцене Антонов и Ершов. Первый в дорожном грязном платье, в высоких сапогах. Второй в домашней куртке.

Антонов (ходит по комнате и разбирает вещи в чемодане, говорит с большим волнением, со слезами в голосе). Спасибо вам, милый, дорогой, сердечное, душевное спасибо от старого русского актера. Нам вас истинно Бог послал! До гроба жизни буду вас помнить, Василий Степанович!

Ершов. Василий Иванович.

Антонов. Простите, ради Бога! Я тогда, в приемной коменданта, не расслышал вашего имени-отчества. Да и голова идет у меня кругом. Ведь вы только подумайте, что с нами было, что мы пережили! Десять дней ехали по полям, по лесам, осенью, в такую погоду, ехали крадучись, точно воры, прятались от застав, от дозоров, ночевали в грязных избах. И под конец нас ограбили! (Кричит.) Кровопийцы! (Почти истерически.) Тридцать пять лет трудился как проклятый, всю Россию изъездил, играл, пел в лучших опереточных труппах, отказывал себе во всем, копил копейку, чтобы на старости лет не умереть с голоду, чтобы оставить дочери что-нибудь, — и вот в одну ночь всего лишился, всего до копейки! Теперь гол как сокол! После тридцати пятя лет честного труда, какого труда, каторжного актерского труда!

Ершов (флегматически). Могли и зарезать.

Антонов (с жаром). Еще как могли! То есть истинное чудо, что не зарезали. Теперь ведь ни суда ни следствия. Господи, до чего дожили! Из Петрограда, чтобы в Киев проехать русскому человеку, нужна виза, а? Надо прятаться как вору, а? По дороге из Петрограда в Киев грабят, как в брынских лесах!