Всё началось с того, что меня послали за квасом. Ашхабад. Лето. Тротуары плавятся. Воздух шевельнётся — ощущение, будто сухим кипятком плеснули. Подошвы сандалий прилипают к асфальту и отдираются от него с лёгким треском.
И вдруг книжный лоток. Столбенею. Среди прочей печатной продукции лежит плотненький томик в супероболожке, на которой, помнится, изображено нечто вроде радужного бублика. Заворожённо приближаюсь к лотку, читаю название: «Марсианские хроники».
Домой вернулся без кваса, но с книжкой.
В школьные годы я не раздумывая, шёл на обложку, как щука на блесну. Интересная книга в моём тогдашнем понимании просто не могла быть скучно оформлена. Покупал по наитию: Апдайк, Шукшин, Льоса — и ни единой осечки! Все они стали потом моими любимцами.
А первым мне подмигнул с лотка именно Брэдбери.
Почему заворожило название? Ну так времена-то гагаринские, пацанва бредила космосом, повседневность представлялась досадным недоразумением, а будущее вот-вот должно было начаться. Возможно, уже началось, просто ещё не добралось до Ашхабада. Какое, помню, было разочарование, когда мне (в пятом, кажется, классе) растолковали, что фотонные ракеты — это фантастика! Я-то думал, летают давно…
А до Марса было и вовсе рукой подать. Не зря же в телевизоре пели, что на нём скоро будут яблони цвести!
Но Марс Брэдбери… «Хроники» я читал оторопело и взахлёб. Ни тебе заиндевелых красных пустынь, ни отважных советских первопроходцев. Один рассказ противоречил другому. То марсиане вымерли, то не вымерли, то они нечеловечески мудры, то обывательски ограничены, то миролюбивы, то изощрённо коварны. Откуда ж мне было знать, что Рэй Дуглас Брэдбери, отчаявшись издать свои истории по отдельности, собрал их под одну обложку и снабдил грядущими (теперь уже прошедшими) датами! Да и космические ракеты выглядели как-то… карнавально. Это был какой-то другой Марс — незнакомый, невероятный, почти сказочный.
Ну вот я и употребил словцо, должно быть, навеки прилепившееся к Брэдбери, — сказочный. Сказочник. Лирик. Мечтатель.
Обманщик.
Он поманил меня будущим, а привёл в прошлое. Он первым попытался объяснить мне и в конце концов объяснил, что технический прогресс скорее гибель, чем спасение. А главные ценности давно известны, просто их надо выискать по крупице и собрать в некой лавке древностей — материальном подобии собственной души.
А знаете, самые жестокие люди это, пожалуй, мечтатели. Никакого перемирия с жизнью для них нет и не может быть, потому что именно жизнь рушит их мечты. Наивно и беспощадно проводит Брэдбери границу между хорошими и плохими людьми. Насколько персонаж предан системе, бизнесу, прогрессу, настолько он и отрицателен.
