Вид на Солнечную систему - Дж. Т. Макинтош

Орд сидел в своем кресле-вертушке и обозревал Солнечную систему. Здесь не мешала двухсотмильная атмосфера Земли, и видимость была прекрасная: со станции на орбите Плутона он видел невооруженным глазом все планеты, кроме самого Плутона, скрывавшегося в скоплении ярких звезд, и Меркурия, затмеваемого сейчас Солнцем.

Орд хорошо знал, куда смотреть. Каждый день, больше двух тысяч дней подряд, он рассматривал Солнечную систему. Двадцать пять раз он видел, как Меркурий торопливо обегает Солнце, Венера, более медлительная — девять раз. Земля совершила шесть привычный путешествий, обозначавших годы. Марс завершал свой четвертый оборот, а Юпитер не проделал еще и полпути.

— Наверно, легче от того, что их видишь, — проговорил легкий, чуть насмешливый голос за его спиной. Даже когда Уна говорила самые серьезные вещи, что случалось часто, в голосе ее звучал смех. — Если бы ты не мог видеть планеты, то давно свихнулся бы.

— А кто знает, что я не свихнулся? — возразил Орд. — Во всяком случае, ты этого не знаешь.

Он еще не повернулся. Он специально оттягивал этот момент, предвкушая, какое получит сейчас удовольствие.

— Я думаю, — ответила она, все так же с отзвуком смеха, — что если ты способен рассудительно говорить о сумасшествии, ты не мог еще далеко зайти в эту сторону.

Момент пришел. Он не желает ждать вечно. Орд повернулся и посмотрел на нее с медленной иронической улыбкой. Он знавал и более красивых женщин, но эта выгодно отличалась тем, что хорошо чувствовала пределы своих возможностей.

(Иллюстрации из первой журнальной публикации рассказа)[1]

Уна всегда носила эту без пятнышка белую рубашку с открытым воротом, аккуратно заправленную за пояс отглаженных свободных брюк бутылочного цвета. Возможно, было проявлением пессимизма думать плохо о том, чего не знаешь, но Орд считал само собой разумеющимся, что лучшее в фигуре Уны — это узкая талия и ноги.

Лоб у нее был слегка неправильной формы, и она старалась скрыть его каскадом своих прекрасных пепельных волос. Зубы казались идеальными в мягкой полуулыбке — улыбаться во весь рот она себе не позволяла. Верхняя пуговка ее безупречной рубашки намекала на то, что ее кожа не везде такая же чистая и гладкая, но подозрение никогда не имело возможности перейти в уверенность.

— Сколько еще, Колин? — Спросила Уна. — Я не слежу за временем так, как ты. Где они могут быть, если вылетели сразу же, как только оборвался луч?