Стивен Кинг
На Слайд-Инн-Роуд
In Slide Inn Road by S.King
Дедушкин допотопный универсал «Бьюик» ползёт по грунтовой дороге со скоростью двадцать миль в час. Фрэнк Браун ведёт машину, прищурив глаза и сжав губы в тонкую белую линию. Его супруга, Корин, сидит рядом с айпадом на коленях, и когда Фрэнк спрашивает её правильно ли они едут, она отвечает, что курс верный, так держать: через шесть, максимум восемь миль, они доберутся до главной дороги, а дальше прыг-скок — и они на магистрали. Она не говорит, что мигающая синяя точка, отмечающая их местоположение, пропала пять минут назад, и карта зависла. Они женаты четырнадцать лет и по лицу мужа Корин видит, в каком он сейчас состоянии. На его лице написано, что он может психануть в любую минуту.
На просторном заднем сиденье разместились Билли Браун и Мэри Браун — бок о бок от дедушки, который поставил свои ноги в больших чёрных ботинках по бокам от горба карданного вала. Билли — одиннадцать. Мэри — девять. Дедушке — семьдесят пять, и он, насколько мог судить его сын, та ещё заноза в заднице, и слишком стар для таких юных внуков, но так уж случилось. Когда они выехали из Фалмута в Дерри повидать умирающую сестру дедушки, он чесал языком без умолку, в основном о спортивной сумке на заднем сиденье. В ней лежали бейсбольные сувениры Нэн. Она с ума сходила по бейсболу, говорит он им. Там бейсбольные карточки, говорит он, которые стоят целое состояние (в чём Фрэнк Браун пиздец как сомневается), её софтбольная перчатка времён колледжа, подписанная Домом Димаджио, и самая главная ценность — бита «Луисвиль-Слаггер», подписанная Тедом Уильямсом. Она выиграла её на благотворительном розыгрыше Фонда Джимми за год до того, как Неповторимый Крушитель объявил об уходе.
— Тедди-чемпион улетел в Корею, знаете ли, — говорит дедушка детям. — Бомбил чёртовых косоглазых.
— Не то слово, которое нужно знать детям, — говорит Корин с переднего сиденья, но без особой надежды. Её тесть вырос в неполиткорректное время и с тех пор не изменился. Она также хотела спросить, зачем умирающей, полукоматозной восьмидесятилетней старушке бита и перчатка, но промолчала. Дональд Браун никогда особо не говорил о своей сестре — ни плохого, ни хорошего — но должен был что-то чувствовать к ней, иначе не настоял бы на поездке. И он настоял на своём старом «Бьюике». Потому что он просторный, и как он сказал, он знает короткий путь, который может быть немного жестковат. Он прав в обоих случаях.