«Пушкин окончил свою сказку! Боже мой, что-то будет далее? Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии, огромные граниты положены в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены, и купол, на славу векам».
Эти строки из письма Н. В. Гоголя к В. А. Жуковскому датированы 10 сентября 1831 года, а 15 сентября в газетах появилось объявление о выходе в свет первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки». А создавались «Вечера» в то же лето 1831 года и в том же самом Царском Селе, где молодой, двадцатидвухлетний Гоголь оказался рядом с Пушкиным и Жуковским («Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я», — сообщал он другу) и где — одновременно, все трое — создавали свои сказки. Пушкин — «Сказку о царе Салтане», Жуковский — «Сказку о царе Берендее» (а в ее основе, как известно, пушкинская фольклорная запись), а Гоголь — «невидали» украинского пасичника Рудого Панько, которые тоже воспринимались современниками как сказки («На сих днях вышли Вечера на хуторе — Малороссийские народные сказки», — писал 23 сентября 1831 года Владимир Одоевский).
Среди «зодчих» этого «огромного здания» нужно назвать имена не только Пушкина, Жуковского и Гоголя, но и Ореста Сомова, Владимира Даля, Николая Языкова, Владимира Одоевского, Александра Вельтмана, Петра Ершова, стоявших у истоков создания нового жанра литературной сказки. Произошло это в самом начале 30-х годов, когда были созданы все шесть сказок Пушкина, три сказки Жуковского, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя, «Малороссийские были и небылицы» Ореста Сомова, «Были и небылицы казака Луганского» (Владимира Даля), «Сказка о петухе и диком вепре» и «Жар-Птица» Николая Языкова, «Пестрые сказки» Владимира Одоевского, романы-сказки Александра Вельтмана, «Конек-Горбунок» Петра Ершова.
Все эти произведения вышли до 1835 года, когда в Копенгагене появились первый и второй выпуски «Сказок, рассказанных детям» Ханса Кристиана Андерсена.
И это не случайное совпадение, а общая закономерность развития всех национальных литератур, в каждой из которых рано или поздно появлялись свои «короли сказок». Во Франции еще в XVII веке — Шарль Перро, в Германии — братья Гримм, в Дании — Андерсен, в Норвегии — Асбьёрнсен, в Англии — Льюис Кэрролл, на Украине — Марко Вовчок, в Армении — Газарос Агаян и Ованес Туманян, в Молдавии — Ион Крянгэ, в Латвии — Карлис Скалбе и Анна Саксе, в Литве — Пятрас Цвирка. Русская литература в этом отношении не исключение, а правило. Как и все мировые литературы, она обретала национальные формы через фольклор, через обращение писателей к народному творчеству. Когда Пушкин писал в 1826 году: «С некоторых пор вошло у нас в обыкновение говорить о народности, требовать народности, жаловаться на отсутствие народности в произведениях литературы…», он имел в виду идеи, волновавшие в равной степени и Вальтера Скотта, первым собравшего и издавшего шотландские народные песни, и Рылеева, А. А. Бестужева, Кюхельбекера, и американского критика Джеймса Полдинга, начавшего в 1827 году дискуссию о национальном театре Нового Света. В 1841 году Белинский уже называл народность «альфой и омегой» (началом и концом) эстетики нового времени. Этот путь в народности во всех литературах начинался с народного творчества — с его собирания, издания, а затем и воплощения в литературе, с появления нового жанра литературной сказки.