Похищение Ануки - Екатерина Михайловна Шевченко

Екатерина Шевченко

ПОХИЩЕНИЕ АНУКИ

Сейчас я вас познакомлю. Ее звали Анука. Имя?то ее было Аня, но ее так никто не звал, а Анукой - всегда, сначала мама и бабушка, а потом подруги и те молодые люди, что за ней ухаживали. Они перенимали это из телефонных фраз, с которыми к ней обращались домашние:

- Анука, иди, тебя просят, - слышали они в трубку и тоже поскорее хотели ее так назвать.

Она была вот какой: она подбирала гостям чайную чашку под цвет их платья (сама же в темном могла пить и из белой).

К примеру, двенадцать утра зимой. Но дня почти нет - за окном сыро, туман сушится на гвоздях вороньих криков. Анука их слышит, потому что дом ее высится на краю Сокольников. Она открывает на звонок: гостья, которую она ждала, стоит за порогом с внучкой. Анука приседает перед закутанной девочкой, отстегивает помпоны пуговиц на шубке, и дышит в принесенные с холоду детские тапочки, и ведет показать - ну, что бы, например? Разве есть у нее кукла? Есть! Та, что на чайнике, но перешита в комнатную, стоит на подзеркальнике. И медведик в белой камилавке, заткнут за кроватное изголовье (он там потому, что Анука, получив когда?то его в подарок, поразилась, как он похож на ее отца, что лежал при прощании в такой же белой шапочке). И после того, как маленькая гостья все посмотрит, Анука, собравшись накрывать чай, захочет, чтобы девочка в голубом платье пила из голубой чашки, и ей было даже все равно, что сервиз разрознен, и подруга ее в коричневой кофте пьет из стакана в подстаканнике, пьет, и крепкий чай от кофты неотличим.

Перед самой Анукой тоже могло стоять блюдце с чаем, и тогда в озерце с лимоном она видела отраженные подвески люстры и сверкание.

Глядя в блюдце, Анука почти всегда чувствовала, что это похоже на две вещи:

первая объяснимей, - это похоже на то, как она, сама четырехлетняя, смотрела во время оно в такое вот чайное озеро в пресненском доме, и вечер золотился под потолком уже будто во сне; а второе сложней: выпивая чай с люстрой, она представляла зимние переулки, там, на улицах темного, уже свечеревшего центра, где белел только снег да лепестки объявлений. Она любила сворачивать и идти переулками вдоль притаенных домов с отголосками люстр за окнами вторых, но все равно высоких этажей. Ее манило делать что?то с этими райками, - то яркими, то освещенными тусклым светом; тех, кто жил в них, она видеть не могла и только проводила взглядом по потолкам, по верхушкам книжных шкафов; ей хотелось подносить и тянуть, как из блюдца, оконный свет, вбирая своей любовью, и она понимала, что сейчас не получится, но когда?нибудь она это сможет, когда?нибудь она станет иметь с этими мреющими мирками некое общее кратное, одинаковое и для зажженных окон, и для людей, только чтобы вот так легко сопрягаться с чужою вечернею жизнью, надо быть по отношению к ней над чертой.