О чем молчат вороны - Эмбелин Кваймуллина, Эзекил Кваймуллина

Выглядел папа ужасно.

Его светлые волосы были жирными и тусклыми, а кожа как будто обвисла. От мускулистого, загорелого красавца, когда-то построившего мне двухэтажный домик на дереве, осталась лишь скорлупа.

Казалось бы, это я должна была измениться. Но, как говорил папа, я осталась такой же. Самой мне было никак не проверить – я больше не отражалась в зеркалах. С фотографий на меня смотрела улыбающаяся девушка с темными кудрями, пухлыми щеками, смуглой кожей, как у мамы, и синими глазами, как у папы. Наверное, так я выглядела и сейчас. Только улыбалась редко. Папа вообще почти не улыбался.

Взобравшись на крутой каменистый холм, он прижал руку к груди и перевел дыхание. Много таких холмов здесь возвышались над красноватой пустошью, усеянной деревьями. Деревья мне нравились. Старые, с белой корой, изогнутыми ветвями, тянущимися к небу, словно надеясь к нему прикоснуться. Небо тоже; здесь его было как будто больше, чем в городе. Здания его не загораживали: ни один из домов не доходил до горизонта. С вершины холма виднелся почти весь городок: горстка домишек у небольшой рощи и длинная река на севере. Его покрывала та же пыль, что и все вокруг. Она осела на нашу машину и папины мятые рубашку и штаны. Только меня не коснулась, разумеется. Мое платье оставалось все таким же чистым и ярко-желтым, как в тот день, когда тетя Вив повезла меня на вечеринку.

Папа шагнул ближе к краю и окинул взглядом город.

– Отсюда тебе дело не раскрыть, – сказала я.

Он обернулся. В его глазах блестели слезы. Иногда папе сложно было смотреть на меня без слез. Сегодня они не стекли по щекам, но я почувствовала их в его голосе.

– Мне тебя не хватает, Бет.

– Я рядом, пап.

Вот только мы оба знали, что это не так. По крайней мере, не в том смысле, в каком ему хотелось бы.

Все произошло так быстро. Я сидела вместе с тетей Вив в ее седане, и ничего не предвещало беды. Внезапно из-за угла выехала большая машина и понеслась прямо на нас по насыпи. Я посмотрела на нее, и… все. Больше я ничего не помнила. Не помнила, как умерла. И сейчас до сих пор чувствовала себя обычной, живой. Я видела город, слышала ветер, вдыхала аромат эвкалипта, ощущала вкус пыли на языке. Разве что ни к чему не могла притронуться.

Не так я представляла себе смерть – хотя, признаюсь, задумывалась об этом редко. Хотя тетя Вив и тетя Джун – сестры моей мамы – часто говорили, что я снова ее встречу. Она умерла, когда я была еще совсем маленькой. Тетя Джун верила, что мама «ушла на другую сторону». Ее хрипловатый голос эхом отдавался у меня в голове: «В мире много граней, как у хрусталиков, которыми тетя Вив украшает окна, и мы с твоей мамой сейчас на разных гранях». Так что я никогда не сомневалась, что встречу маму после того, как умру.