Перевод и вступление Сергея Дивакова
Над своим последним романом Джеймс Джойс (1882–1941) трудился шестнадцать лет — с 1923-го по 1939 год. Отдельные эпизоды произведения выходили в авангардных журналах «Transatlantic Review» и «transition» под названием, предложенным другим британским писателем, Фордом Мэдоксом Фордом, — «Вещь в работе» («Work in Progress»). Уже эти фрагменты, еще не столь изощренные, как в окончательном варианте, вызвали недоумение у многих литературных критиков, даже у тех, кто всегда благоволил Джойсу. Оно и немудрено.
«Финнегановы вспоминки» представляют собой усложненный до предела словесный поток, включающий, кроме грамматически и синтаксически искаженной английской основы, еще порядка семидесяти языков и диалектов (в том числе русский, уроки которого Джойс брал у Алекса Понизовского). Превращая свое произведение в некое подобие Вавилонской башни, писатель, по всей видимости, пытался преодолеть последний четкий личностный идентификатор — принадлежность к определенному языку и формируемой им модели мира. В своих предыдущих крупных вещах Джойс порывал с тремя другими исходными позициями личности: семьей, родиной и религией. Однако во всех случаях, действуя от противного, только сильнее в них укоренялся.
Уничтожая связи на идейном уровне, он с маниакальным упорством воссоздавал их в формальной организации художественного пространства. Так, писатель делает практически всех родственников персонажами своих книг, а Дублин — местом их действия. Католицизм ложится в основу по-иезуитски въедливой повествовательной манеры Джойса. Также и в «Финнегановых вспоминках» — пытаясь порвать с английским языком, писатель пересоздает его как всемирный и максимально гибкий инструмент коммуникации.
Роман, написанный на первый взгляд для разрушения самой возможности диалога с читателем, делает этот диалог беспредельно разнообразным. Одну и ту же фразу можно прочитать порой пятью разными способами. Этому способствует большое число слов-портмоне с вложенными в них разноязычными корнями. Недаром Умберто Эко, говоря о «Финнегановых вспоминках», пользуется категориями «поэтики открытого произведения». Происходит рассинхронизация видимого и слышимого текста. Создается акустическая иллюзия — будто читатель ослышался: то ли тут одно слово, то ли другое. Это приводит к комическому эффекту. Сам Джойс хохотал в голос, когда писал книгу, чем порой раздражал жену Нору (ведь работал он и ночами). Ведь, по замечанию профессора Лена Плата, «Финнегановы вспоминки» написаны «новым видом языка, который направлен не на фиксацию мира, но, скорее, на то, чтобы расшатать его разнообразием вероятных или потенциальных значений».