Октябрь в украинской литературе - Майк Йогансен

Майк Йогансен

Читатель только русской книги и газеты на Украине подобен тому философу, о котором говорит Мефистофель: он не видит зелёного луга, раскинувшегося у самых его ног, рассматривая в подзорную трубу далёкое изображение далёкой русской природы и русского быта.

Эту подзорную трубу получил в качестве культурного наследства и городской украинский пролетарий, и чем более углубляется русское искусство в коренной русский быт, тем туманнее и бледнее контур его в подзорной трубе.

Попробуем на минутку отложить её и оглянуться кругом. Чтобы лучше разобраться в зелёном хаосе современной литературы, бросим взгляд на ту, которую застал на Украине Октябрь.

На первый взгляд – картина, напоминающая русскую литературу: пёстрая толпа направлений, школ и единиц, предъявляющая мандаты на монопольное обладание истинного искусства. Тут и футуристы: М. Семенко, около которого образовалась уже школа, и символисты – Я. Савченко, М. Терещенко, О. Слисаренко, и революционные поэты, «по преимуществу», Еллан и Чумак; вырисовывается силуэт Павла Тычины, который потом затмит всех, и целой, господствующей школой стоят Олесь и Чупринка, окружённые толпой забытых уже подражателей. Но уже в этой пёстрой толпе видны движения, которые приведут новую украинскую литературу на совершенно иной путь, в совсем другом смысле раскроют названия школ и направлений.

Уже для этого периода характерно то, что все школы и направления объединяет одна мысль. Эта мысль – национальное освобождение. Украинская литература за всё время своего существования в последние века была литературой угнетённой национальности. И так вплоть до Октября. Повстанческая поэзия Олеся и Чупринки и северянинская элегантность М. Семенка имели одинаковую цель – так или иначе пробить дорогу украинской национальности. Это одно.

Другая особенность, объединявшая пёстрые ряды украинских литераторов, была такая: это не была поэзия господствующего класса; это не была поэзия пролетариата – это была поэзия мелкой буржуазии, крестьянства, успевшего уже выделить из себя интеллигенцию. Эти две черты, теснейшим образом сплачивавшие самых заклятых врагов в гуще украинской литературы, коренным образом отличали её от русской литературы того же периода.

В украинской дооктябрьской литературе мы не находим ни кровожадного немцеедства (характерного для военных лет), ни сентиментальной французомании, которым поддались даже такие писатели в России, как Бальмонт, Брюсов, Городецкий и многие, многие другие.