Юркина луда - Анатолий Сергеевич Онегов

Анатолий Онегов

ЮРКИНА ЛУДА

Не знаю почему, но в самом начале каждой весны приходит ко мне исправно беспокойное чувство, зовущее в путь-дорогу. И эта моя ранневесенняя дорога обязательно должна лежать на Север, туда, где под тяжелыми льдами и глубокими снегами еще спят зимним берложным сном мои голубые озера. И к этим своим озерам я должен, обязательно должен прибыть раньше всех перелетных птиц.

Это беспокойное чувство весенней дороги приходит ко мне всегда так верно и определенно в общем течении прочих весенних событий в природе, что, честное слово, если бы каждую весну мне удавалось отправиться в этот свой поход-перелет, то дата начала этого моего "перелета" могла бы быть весьма заметным фенологическим событием, которое рассказало бы о близкой весне куда раньше, чем первые скворцы, появившиеся под Москвой.

Вот и на этот раз я опередил подмосковных скворцов...

В Петрозаводске еще была зима, но уже самая последняя, когда вот-вот в накопившийся за зиму ледяной холод должен ворваться теплый и сырой западный ветер и в день-два расквасить седые сугробы. Этот поток весеннего тепла уже шел к северной тайге - о нем уже знали в аэропорту, а потому нужная мне местная авиалиния была напрочь закрыта из-за сильного бокового ветра, бушующего там, наверху.

Я молил бога, в который раз надоедал диспетчеру, отвечавшему за полеты, надеясь все-таки услышать желанное "ладно, летим", но лететь, увы, не пришлось. Что же, и перелетным птицам не всегда удается сразу достичь желанной цели - это было един-ственным моим утешением в долгом, околь-ном пути к тому самому месту, которое, казалось бы, было уже совсем рядом.

Моя дорога затянулась еще на сутки. А за эти сутки поток весеннего тепла, нагрянувше-го в Карелию, успел расплавить первые редуты зимы и по вчерашним, сухим от мороза дорогам теперь широко и коварно для путников и транспорта расплывалась жидкая каша-месиво раскисшего снега. Но, как бывает обычно по весне, самого первого тепла весне никак не хватило, чтобы разом разлиться широким половодьем, и к вечеру кислая каша дороги начала густеть и липнуть ледяными комьями к нашей машине. А когда автобус-трудяга, поскрипывая по вечернему морозцу, ушел обратно, оставив меня один на один со стеной леса и чуть приметной тропкой-стежкой среди высоких снегов, о недавней весне, что сегодня пополудни праздновала свой широкий праздник, напоминала лишь хрупкая ледяная корка, стянувшая сверху мою тропу в лес. Эта корка-наст после первого дня весны была еще не настолько крепка, чтобы удержать на себе человека, и при каждом моем шаге с треском ломалась под резиновым сапогом, отдавая сапог, а следом и неосторожного путника во власть сугробов.