Волосы - Виктор Николаевич Никитин

Виктор Никитин

Волосы

Вот об этом стоило с ней поговорить - об обещаниях. Ведь ничего не было такого, что не отвечало бы естественному развитию их отношений. Так считал он. Она считала иначе. Вернее, они думали об одном и том же, но высказывались по-разному. Два года - достаточный срок для приведения совместной жизни в порядок. Но как раз этой узаконенной жизни он боялся, догадываясь уже и даже точно наперед понимая, что его относительная свобода сразу же превратится во вполне определенную вещь - со своими размерами, правилами пользования и назначением. "Я ничего тебе не обещал", - хотел он сказать как можно тверже в ответ на все прозвучавшие обвинения, но промолчал в итоге. Это было бы уже слишком даже для какой-нибудь выдуманной, неоправданной ситуации.

Олег Ланин не верил настоящему времени, все в нем ему казалось неверным, сродни обману; оценке подлежало только прошедшее. Так он узнал, чего ему не хватает, - ее. Это чувство пришло спустя неделю на кухне: он мыл кружку после чайного пакетика и вдруг услышал, как громко хлопнула дверь у соседей; сразу же вспомнил, как хлопнула дверь его квартиры; и тогда, и теперь он вздрогнул: это осень виновата - погода, всплеск эмоций, странное и болезненное ощущение, что уходит что-то, безвозвратно меняется. Потому на нее и нашло, решил он. Потом, в комнате, когда уселся в кресло и включил телевизор, нашел, как согласиться с собой: да, обещание - это приговор.

Скучно стало через пять минут - на экране с безумным визгом радовались какому-то фантастическому выигрышу: то ли миллиону непонятных, стремительных денег, то ли самой рядовой кофеварке от спонсора, - и он выключил телевизор. Вернулся на кухню, набрал воды в чайник, поставил его на плиту, чиркнул спичкой, зажег огонь, достал банку растворимого кофе - и вдруг поймал себя на том, что уже пил чай, и более того: проделал все это только для того, чтобы что-то делать, повторял все ее знакомые движения, когда он сидел за столом, а она открывала дверцы шкафа, доставала чашки, ложки и рассказывала, рассказывала...

Вода из крана капала с отмеренной неотвратимостью - скучная мелодия в такт одиночеству и пустыне. Не хватало многого, самого главного - тепла. Он вдруг ощутил, чего у него не стало - телесного контакта. Нельзя было протянуть руку и обнять ее. Прикоснуться губами к ее шее, вдохнуть аромат ее волос. Была у него возможность стать лучше, выше во всех отношениях - и вот ее не стало. Ира ушла. Дверь. Лицо. Открывается. Слова. Молчание. Захлопывается. Нет, правильно все равно не расставить. Не в словах было дело, видно, назрела такая минута, когда надо было не мешать себе же, соглашаться для себя же. Слова были лишними, они препятствовали их сущностям, уводили от главного, и если бы они еще раньше поменьше говорили и больше бы молчали, все разрешилось бы самым естественным образом. Он же зачем-то думал о роли, которую он играет, и даже о принуждении. Дверь. Лицо. Плащ. Надевать. Дождь. Не спешить. Ему хотелось правильно расставить слова, чтобы понять, где он находится.