Непрощенная Ахматова - Дмитрий Львович Быков

Чтение лекций об Анне Ахматовой могло бы растянуться на полноценный годовой курс в университете. Я же хочу сообщить о некоторых вещах, которые мне представляются наиболее актуальными.

Практически вся русская литература, включая ХХ век – и, может быть, особенно ХХ век в силу его советскости и выделенности из всех контекстов – русская литература от нас отошла, как отходит берег, как отходит льдина. Ахматовой в этом смысле повезло. Она вызывает очень сильную злобу. А злоба – самая живая эмоция. Непрощенность Ахматовой оказывается залогом ее бессмертия.

Наши чувства к Ахматовой – это невероятная смесь обожания, вожделения, зависти и раздражения. Такой смесью ни один автор ХХ века похвастаться не может. Во-первых, потому что большинство авторов ХХ века – это все-таки мужчины, по идее не способные вызывать столь сильного животного вожделения у большинства читателей. А вторая причина, видимо, заключается в том, что Ахматова с необычайной, фантастической полнотой воплотила один конкретный женский тип – тип самый желанный и, вследствие этого, самый невыносимый и самый непростительный. Вот об этом женском типе имеет смысл разговаривать.

Как мы знаем, бо́льшая часть лирики у поэтов начинается либо со слова «я», либо со слова «ты»… А вот Ахматова дает нам очень интересную статистику: в самом полном ее собрании 58 стихотворений начинаются на «я», 25 – на «ты» и 46 – на «не», а это очень принципиально. «НЕ», которое говорится миру, «НЕ», пришедшее во многом, я думаю, стихийно, интуитивно. Ахматова – единственный русский лирик, у которого в стихах в самом начале, в первой же строке такое количество отрицаний, такое жгучее неприятие мира, неприятие партнерства, неприятие возможных отношений. Ахматова – гений отказа, причем отказа высоколитературного.

Уже довольно рано, в первый период творчества, после первых трех своих литературных шедевров, первых трех книг, «Четок», «Вечера» и «Подорожника», она удостоилась удивительно характерных, удивительно точных отзывов от разных людей. Отзывы сводились к тому, что Ахматова воплощает собой двойственный тип святой блудницы или святой грешницы. Тип, который, строго говоря, она в русской литературе первая воплотила и первая культивировала.

Это высокое бесстыдство – способность ввести прозаические детали в любовный контекст, разумеется, роднит Ахматову напрямую с русской классикой. И отсюда же типаж героини Достоевского – святой блудницы, вечно кающейся, от имени которой Ахматова впервые и заговорила. Чехов этот литературный тип ненавидел за пошлость – и вообще очень не любил всякого рода пошлость. Может быть, поэтому Ахматова так горячо не любила самого Чехова. Он видел явную моветонность этого литературного типа, но мы прощаем моветонность за литературный результат. Ведь дело в том, что это только у таланта хорошие отношения со вкусом. Гений – это почти всегда безвкусица, поскольку это выход за все границы.