Расплата - Александр Валентинович Амфитеатров

Объ этомъ ночномъ нападеніи на казачій постъ много говорили по всей Эстляндіи. Жаль, что некому было разсказать правду. Вѣдь, когда солнце освѣтило обгорѣлую казарму, ни въ ней, ни близь нея не оставалось ни одного живого человѣка. Лежало одиннадцать закопченныхъ или обугленныхъ труповъ.

Пошли тогда легенды о могучей революціонной бандѣ, о ночномъ штурмѣ послѣ упорной и долгой перестрѣлки, о гибели казаковъ — всѣхъ до единаго — въ рукопашномъ бою. Пустяки. Хоть бы на то обратили вниманіе, что на трупахъ не оказалось ни одной огнестрѣльной раны: только колотыя или рѣзаныя. И все больше по горлу.

Да. Убрать въ одну ночь, въ укрѣпленной и защищенной казармѣ, одиннадцать казаковъ и скрыться безъ слѣда съ ихъ оружіемъ — кто же, казалось бы, способенъ на такое отчаянное дѣло, если не отрекшіеся отъ міра революціонеры? Не такъ ли?

Ну, а я вамъ скажу, что революція была здѣсь ровно не при чемъ и столько же знала обо всемъ этомъ дѣлѣ, сколько.

— Мы съ вами, не правда: ли?

— Нѣтъ, сколько вы одинъ. Потому что я-то зналъ и знаю. Какъ же мнѣ не знать? Это — мое дѣло. Я устроилъ его. Я! да — я!

Онъ говорилъ такъ мирно, спокойно, имѣлъ такой кроткій, ласковый видъ, былъ такой слабый, почти женственный, съ глазами, полными яснаго голубого свѣта.

— Я не былъ революціонеромъ. И братъ мой не былъ. Я былъ учителемъ въ городѣ, онъ — мызникъ подъ городомъ. Однажды приходятъ казаки и начинаютъ брать людей по списку. Взяли и насъ.

Многихъ разстрѣляли, а насъ съ братомъ отвели на тотъ самый казачій постъ между городомъ и мызою: насъ оставили на завтра. Лежимъ, связанные, молчимъ… Что же намъ дѣлать? Насъ двое связанныхъ, безоружныхъ, а ихъ одиннадцать человѣкъ — съ винтовками, молодцы одинъ къ одному. Брать лежитъ въ одномъ углу казармы, на полу, я — въ другомъ, наискосокъ, на нарахъ.

Вечеромъ подходитъ ко мнѣ казачій урядникъ.

— Завтра разстрѣляемъ.

— За что?

— Не бунтуй.

— Мы не бунтовали.

— Коли взяты, — стало быть, бунтовали. Разстрѣлять вашего брата всегда есть за что.

— Не смѣете вы разстрѣливать насъ, какъ собакъ. Надо судить. Гдѣ ваши офицеры? Вы должны представить насъ своему начальству.

— Ну, вотъ еще, чего вздумалъ: начальство для него безпокоить, на ночь глядя. Нонѣ время военное: только захотѣть, а то мы тебя и сами, безъ начальства. И все — зря. Ты не шебарши: мы ребята добрые, цѣлую ночь срока вамъ даемъ. А къ начальству васъ отвести, — выйдетъ приказъ: разстрѣлять на мѣстѣ.

Нагнулся ко мнѣ низко-низко, шепчетъ: