Русские генералы 1812 года - Яков Николаевич Нерсесов

В начале 1810-х гг. в Европе наступило обманчивое затишье. Окопавшаяся на своем острове Британия – «владычица морей» как всегда лишь интриговала, щедро раскрывая свой бездонный кошелек, набитый за счет постоянного грабежа многочисленных колоний, континентальным противникам Наполеона. Наследница былой славы Фридриха Великого Пруссия угодливо выжидала, исподволь перевооружая армию, куя и точа сабли, отливая пушки и ядра. «Старая шлюха Европы» Австрия – последний осколок некогда могущественной Священной Римской империи – ради поправок к мирному договору от 14 октября 1809 г. с «корсиканским чудовищем», трижды победившим ее за последние 10 лет, готовилась откупиться от него «белым телом» одной из своих принцесс-девственниц.

Единственным препятствием на пути к полному господству Наполеона в континентальной Европе оставалась могущественная Российская империя. Только уничтожив русскую армию, французский император мог рассчитывать на то, что ему удастся поставить на колени Англию, дерзко бросавшую вызов из-за Ла-Манша, и стать полновластным хозяином Европы. Наполеон высокомерно заявлял: «Через пять лет я буду господином мира! На моем пути только Россия! Я раздавлю ее!»

Ж. Л. Давид. Наполеон на перевале Сен-Готард. 1800 г.

Одним из главных камней преткновения между Францией и Россией стала Польша. Бонапарт образовал на отнятых у Пруссии польских землях герцогство Варшавское и продолжал «кормить» поляков надеждами на восстановление всей территории Речи Посполитой, что никак не входило в планы российского императора.

Не исключено, что, прорвавшись к головокружительным высотам власти, Наполеон не забыл промозглый зимний день в Ливорно в далеком 1789 г., когда ему якобы было отказано в зачислении на русскую военную службу. Не раз с горечью он перебирал в памяти мельчайшие детали той старой истории и убеждался, что помнит все, как будто это случилось вчера. Где-то в глубине души Бонапарт сознавал, что против России его толкают не только политические и государственные соображения, но и неутоленная, глубоко личная обида просителя, которого отвергли в тот момент, когда он особенно нуждался в поддержке.