Духовка - Дмитрий Львович Быков, Михаил Юрьевич Харитонов

25 февраля 2009 года, журнал «Русская Жизнь «

Духовка

То, чему нет имени

Михаил Харитонов  

— Чайку, чайку, — зачирикал Михаил Витальевич, и тут же, чтобы я не успел отмахаться от предложенной чести, бухнул в кружку пакетик с какой-то травой, остро пахнущей подмышками. Потом выкопал из ящика стола баночку с черными комочками на дне, выцепил ложечкой, потом долго стрясал липкое в чашку. От комочка пахнуло пометом. Я испугался, что он добавит еще что-нибудь — толченого колорадского жука или там, ну я не знаю, крапивное семя, — и потянулся за чашкой, куда радушный хозяин как раз нацелился с кипятком. Несколько капель куснули руку, но не так чтоб очень.

— От почек, от печени, от всего, — чирикал Михаил Витальевич, — тибетское мумие, — ко мне снисходительно пододвинули щербатую сахарницу со слежавшимся белым настом на донце, — а все-таки имейте в виду, сахар химический, от него идет отрицательная энергетика...

Я отхлебнул жидкости и решил, что колорадский жук ее бы скрасил.

— Но вообще перед едой лучше помолиться, тогда энергетика меняет знак, — заметил Михаил Витальевич, тряся в свою чашку какие-то вонькие травки. — Я вот всегда про себя читаю «Богородицу», — несколько сконфуженно сказал он тем тоном, каким признаются в небольшом, милом грешке, — или мантру Великого Освобождения Гуань-Инь, — это уже было сказано с законной гордостью: хозяин квартиры в этом месяце снова склонился к буддизму махаяны. — Сразу подъем в чакрах. И руки не так болят.

Руки Михаила Витальевича были страшные — красные, изъязвленные культяпки. Я уже знал, что это не кожное, а нервное, и не передается, но все равно старался не смотреть.

— Миша, потом посуду помой, — каркнула Вероника Михайловна из уборной.

— Лапонька, — жалобно засвистел Михаил Витальевич, — у меня сегодня ручки очень болят, а там порошок едкий, может, мне сегодня не надо? Тарелочка и две чашечки всего-то.

— Я же тебе с утра говорила, у меня очищение! — закаркала Вероника Михайловна, — я сегодня трансформирую энергию! Пускай Тася помоет, — через некоторое время снизошла она до чужой боли.

— Тасечка опять ругаться будет, — тихонько огорчился Михаил Витальевич, — она пошла кассеты продавать, вернется злая... Я ей все говорю — лучше бы ты рисовала, что ли. Картину же всегда продать можно, а до музыки люди еще не доросли духовно.

Тася, дочка, играла на расстроенном фортепьяно «космическую музыку» — естественно, с положительной энергетикой. Музыка записывалась на кассетник и продавалась по знакомым. Иногда вроде бы удавалось что-то продать, в основном за обещания заплатить когда-нибудь потом. Тася не обижалась: она надеялась, что запись дойдет до какого-нибудь обеспеченного кооператора, и он даст ей денег на нормальный инструмент и аппаратуру.