Танцующее пламя - Валерий Владимирович Иващенко

Маленький неяркий огонек, с трудом разгонявший подступающую темноту, вдруг моргнул и начал потихоньку гаснуть. Света от него и так едва хватало, чтобы лизнуть покрытые плесенью стены тюремной камеры, по которым кое-где сочились источающие зловоние струйки. Каменный мешок размером три на четыре шага, казалось, начал надвигаться и сдавливать со всех сторон.

Человек, неподвижно сидевший на лежанке из неоструганных досок, пошевелился. Его короткого взгляда хватило, чтобы магический светильник вновь засиял ровным, не дающим жара пламенем и переплыл поближе, зависнув над левым плечом. Человек — а это был именно он, не гном, не эльф и даже не леани — роста был среднего и скроен ладно. Его легко можно было принять за десятника, а то и сотника Императорского войска. Походил он и на обедневшего рыцаря или разорившегося барона своей не новой, но и не потрепанной крепкой полувоенной-полупоходной одеждой и короткими сапожками из темной мягкой кожи. Украшений на нем не было, если не считать кольца на правой руке, целиком выточенного из какого-то прозрачного зеленого камня, и серебряной застежки на плаще, небрежно расстеленном на лежанке. Оно и понятно: если кого в холодную посадили, то от всего лишнего избавляют сразу. Стражники на этот счет ох какие понятливые.

Вот только плащ с застежкой… Знающего человечка или Имперского советника осмотр только этих вещей заставил бы призадуматься. Да и было о чем. Серебряные искусно покрытые изумрудной эмалью, гномьей работы застежки для плащей в форме древесного листа носили только солдаты и офицеры особого Имперского полка, в официальных бумагах именуемого Железным легионом.

Во время последней войны, тяжелой и хаотичной, но закончившейся год назад убедительной победой, полк бросали в самое пекло под удары закованных в броню рыцарей. Не раз бывало, что из боя выходила едва ли половина, изрубленная и окровавленная, но никогда легион не отступал и никому не отдавал позиции. Тесно сдвинув черные железные щиты размером с дверь шкафа и ощетинившись в три ряда длинными, перевитыми железной же лентой копьями, легионеры повергали в грязь и тяжелую конницу мятежных баронов, и орды кочевников, и даже знаменитую пехоту орков. В самые тяжелые минуты, когда казалось, что все — оборона зашаталась и сейчас рухнет, как подмытая водой плотина, они стояли и держали строй, утирая с лиц то ли едкий пот, то ли соленую кровь. Четко отдавались команды, уставшие и поредевшие десятки отходили назад, а на их место становились другие, успевшие за короткие минуты отдыха перевести дух и поправить доспехи. В походной кузнице бородатые гномы, истекая потом, на скорую руку чинили изрубленные щиты, исковерканные шлемы и затупившиеся копейные навершия. Целители под своими матерчатыми навесами неутомимо латали изуродованную плоть и, быстро осмотрев результат, вновь отправляли солдат в строй. Иногда — в обоз для дальнейшего лечения. Случалось, что они накрывали белой материей останки, в которых с трудом можно было распознать воина, и, тяжело вздохнув, подавали знак отнести в сторонку. Отдыхающие бойцы снимали шлемы. Сами собой стихали ругательства, и только усталые взгляды провожали товарища. Командир же, стоявший на холмике возле плетущих сеть заклинаний магов, лишь на миг