Хозяйка мельницы - Евгения Александровна Демина

Над деревьями взмыли птицы. Рассказали: скоро ждать гостей.

Владислав улёгся на траву и смотрел на вечереющее небо. Молозивом растекались облака. Костёр точно доил их, быстрыми пальцами сцеживал белесые дымные струи. Жаден ты, Огонь Сварожич, больше обратно расплёскиваешь, ажно сучья хрустят — не терпится тебе. Кто ж из них кого пьёт? Небо — Огонь, иль Огонь — Небо?

По прогалине расхаживали разгнузданные кони.

Явились братья — с хворостом и ягодами, низанными на стебельки.

Костёр зачавкал ветками. Младшие уселись на плащи, засвистели в соломинки. Протянули брату ещё несколько, он слизнул с них червонную низь.

Вернулся старший. Нёс котелок с водой. Послужи-ка нам, Огонь. Вот тебе вода, вот ягоды, вот тетерева — угощайся.

Тревожно всхрапывали кони. Рассказали то же, что и птицы. Духом тянет из лесу — придут чужаки. Милости просим на трапезу. Лютым вскормлены, еды не жалеем.

Понимал Владислав животных — давно научили, ещё когда в лес увели с одногодками: воинских премудростей осваивать. Тяжело было учиться — иные себя забывали. А он не забыл. Имя своё помнил: Влеком звали. Волком. После уж нарекли Владиславом. За глаза — Волкодлаком. Серую масть не выведешь. А с такой породой стыд — зверей не понимать. Вот и научился. Правда, свою речь на месяц отшибло. Но по новой луне возвратился язык, и остался он только в выгоде. Днём — в луде,[1] на пиру, ночью — в шкуре, бору. Поутру — при мече, в ночь — при лунном луче.

По глазам узнавали в нём зверя — по сверкающим, чёрным, да с дикой косинкой. Круто вьются смоляные волосы, л