Едва успѣетъ измученный путешественникъ прибыть въ Америку, какъ онъ чувствуетъ себя оглушеннымъ страшнымъ шумомъ и неугомонной суетой; его поражаетъ быстро несущаяся уличная жизнь; вѣчная безпокойная торопливость охватываетъ его со всѣхъ сторонъ. Еслиже онъ лѣтомъ посѣтитъ Нью-Іоркъ, то онъ будетъ не мало удивленъ, когда увидитъ мужчинъ безъ верхней одежды, безъ сюртука и жилета, преспокойно разгуливающихъ подъ руку съ дамами, элегантно одѣтыми въ шелковыя платья.
Это сразу производитъ впечатлѣніе чего-то чуждаго и свободнаго.
Повсюду неумолчный шумъ, вѣчное движеніе, удары паровыхъ молотовъ, торжество дѣла; эта страна представляетъ собою какъ бы только созидающуюся общину, въ которой жители только начинаютъ жить; каждый день прибываютъ все новые и новые поселенцы, внося съ собой лихорадочную торопливость. Каждый ищетъ для себя и для своихъ осѣдлаго мѣста, спѣшитъ, мечется; всѣ торопятся, снуютъ, что, естественно, придаетъ жизни этотъ вѣчный шумъ и суетливость.
Но здѣшнія газетныя статьи, ораторы и поэты приписываютъ эти характерныя черты американской жизни результату свободныхъ учрежденій страны. Сами американцы убѣждены, что эта неутомимая энергія является національною чертою американскаго характера, появившейся вслѣдствіе свободы, господствующей въ странѣ. Не суйся туда — тамъ воспитательная власть свободы!
Въ продолженіе какихъ-нибудь двухъ столѣтій Америка пересоздала самыхъ жалкихъ выродковъ Европы, она превратила ни къ чему неспособныхъ бродягъ въ дѣльныхъ работниковъ. Намъ приходилось слышать удивительные разсказы о томъ, какъ, исключительно благодаря свободнымъ учрежденіямъ, изъ людей, неповоротливо ходившихъ въ деревянныхъ башмакахъ, вдругъ вырабатывались ловкіе и быстрые дѣльцы. Не ходи туда — тамъ воспитательная власть свободы!
Но если глубже вникнуть въ причину такой метаморфозы поселенцевъ, то увидишь, что она зависитъ далеко не отъ такихъ идеальныхъ причинъ, она кроется въ финансовомъ положеніи страны. То же самое семейство, которое здѣсь ежедневно проживало двѣ кроны, должно тамъ располагать полуторами долларами, что и заставляетъ его неутомимо работать цѣлый день.
Сколько времени ни живи въ этой странѣ, все же чувствуешь себя тамъ чужимъ.
Весь строй жизни до такой степени не похожъ на тѣ условія, къ которымъ эмигрантъ привыкъ у себя на родинѣ, что онъ никакъ не можетъ слиться съ американской жизнью. Но она развинчиваетъ его нервную систему, и онъ тоже начинаетъ безумно спѣшить и метаться. Онъ чувствуетъ себя подъ какимъ-то вѣчнымъ страхомъ, его давятъ непривычныя условія, его поражаетъ новизна, его смущаетъ все непривычное, чуждое. Онъ начинаетъ волноваться, если приходится купить пару сапогъ, и онъ жалѣетъ, что слишкомъ дурно говоритъ по-англійски, чтобы торговаться. Онъ волнуется, когда ему приходится получитъ чекъ отъ городского кассира, и онъ бѣжитъ, запыхавшись, чтобы уплатить налогъ.
