Собрание сочинений. Том 1 - Эрнст Теодор Амадей Гофман

Прихожая в покоях принцессы Бландины. Семпитернус и Адолар входят с разных сторон. Адолар удивляется. Семпитернус удивляется не меньше. Отпрянув, каждый уходит туда, откуда пришел. Пауза. Адолар выходит снова и изумляется пуще прежнего. Семпитернус, выйдя снова, также впадает в крайнее изумление. Выразительное молчание, сопутствующее взаимной оторопи.

Адолар. Верить ли мне своим глазам? Иль то игра возбужденной фантазии? Обман зрения? Морок? О боги!

Семпитернус. Гром и молния! Ужели я столь фантастически поглупел? Впору и впрямь поверить в черта и впасть в темные предрассудки, от которых я было совсем избавился при моем-то высокоученом образовании!

Адолар. Нет, быть не может! Этот голос, мои чувства, которые этот голос воспринимают! Семпитернус!

Семпитернус. Адолар!

Адолар. Ты ли это!

Оба (с громким криком). О, блаженный миг свиданья!

Они бросаются друг другу в объятья, потом, наконец, отпускают друг друга и от умиления плачут навзрыд.

Семпитернус (всхлипывая). Это слишком трогательно!

Адолар (также всхлипывая что есть мочи). Меня… всего… трясет… и сердце… готово… разорваться… в груди… Уа-уа-уа!

Семпитернус. Уа-уа-уа!

Адолар (с внезапной деловитостью, напыщенным тоном). Впрочем, самое время вернуться к некоторому благоразумию; негоже кидаться в сантименты с головой, как в омут, начисто позабыв, к чему обязывает тебя твое положение и сословие, с которым ты, слава богу, пуд соли съел. Должен вам откровенно признаться, дражайший монсеньор, довольно-таки странно видеть, как вы здесь ломитесь в покои принцессы, в то время как все полагают, будто вы в дальних краях радеете о благе отечества. Так что лучше бы вам последовать моему совету, немедленно уйти черным ходом и больше не показываться.

Семпитернус (тоже весьма деловито и напыщенным тоном). Почтенный господин камергер — ибо, сколько я могу судить по золотому плетенью пуговиц, коими украшена несравненная задняя часть вашего шлафрока, вы теперь произведены в камергеры, — так вот, почтенный камергер, вас-то, вас вообще давно бы уже не должно быть в живых. Еще два месяца назад не вы ли намеревались броситься в воду, не вы ли, обезумев от неистовой любви к принцессе, побежали к реке, вопя страшным голосом: «Adieu pour jamais, princesse barbare!»[1] — но на самом краю обрыва, узрев в воде какую-то жуть, а именно вашу собственную дражайшую особу, вдруг повернули обратно! Но человек чести держит слово. Так что вы вообще не вправе претендовать на место среди живущих; всякий встречный, завидя вас, с неудовольствием спрашивает: «Как, вы все еще живы?» А посему, милейший, вам одна дорога — с головой в омут, и чем скорей, тем лучше, — советую вам как друг и доброжелатель.