Мельничиха - Надежда Александровна Лухманова

Мелкий березняк тянулся вдоль правого низменного берега речки Разымки; низкорослые, корявые кусты, то пригибаясь к земле, ползли по ней, то пышные, сочные, зелёные принимали округлость шатров, то снова рассыпались и отдельными, как бы сторожевыми берёзками, бежали к самой воде. По той стороне Разымки на крутом берегу зелёной стеной поднимался высокий лес; берёза и липа, ясень и ольха пестрели на солнышке разнотонной зеленью и при малейшем ветерке, качая головою — размахивая гибкими ветками, лепетали без умолку свою чарующую летнюю песню. День-деньской на все голоса, на все тона звенели там хоры налётных птиц. Разымка, игривая и чистая, кокетливо вилась в своих берегах и только у плотины богатого мельника Наума Покатого, вдруг озлившись на поставленную ей преграду, клубилась, бурлила, прыгала и, не дохватив до верха громадного колеса, обрываясь, цепляясь за гигантские спицы, падала вниз и снова бешено бросалась на колесо.

Мельница Покатого стояла одиноко на выгоне, а рядом с нею, за тучным хозяйственным огородом, стоял и дом мельника, с новой тесовой крышей с коньками затейливой резьбы, с «полотенцами» над окнами, с ярко-зелёными ставнями, резным крыльцом и двумя густыми, высокими рябинами, раскинувшими так широко свои старые ветви, что осенью красные гроздья ягод лезли и в окна, и на самую крышу. В полуверсте от мельницы Разымка согнула локоть и как бы обняла деревню Разымовку с её единственной широкой улицей, с рядом зажиточных домов, трактиром, кабаком, бакалейной лавкой на два раствора, с невысокой белой церковью и домом священника, молодого отца Андрея, жившего тут уже шестой год со своею тихою, глупою и доброю попадьёю Натальей Петровной. А дальше, разогнувшись, Разымка подло-тихо, как бы прислуживаясь, текла прямо в сад богатого помещика Стогова, усадьба которого широко раскинулась, с большим каменным домом, постройками, службами, садом, оранжереями, купальнями и другими атрибутами богатого барства. Вечерело. Миновал жаркий страдный день, и деревня спала тяжёлым, мёртвым сном переутомившегося рабочего люда. Июльская ночь, полная таинственной неги, охватила лес, деревья сквозь сон чуть-чуть перешёптывались с ласкавшим их ветром, да Разымка, перекатывая в воде отражение звёзд, дробила их, как бы играя золотом, скрытым под светлым пологом её капризных волн. Только мельничье колесо работало без устали, шумя и хлопая своими лопастями по воде, наполняя окрестность странным, смешанным гулом, в котором слышалось то испуганное фырканье табуна лошадей, то уханье лешего, то хохот русалки. Месяц, разгулявшись по небу, рисовал по широкой улице тени крестьянских домов, осенённых кружевной зеленью берёз и рябин; светлым пятном стояла у входа в село белая церковь в одну синюю главку, с прижавшейся к ней тонкой, высокой колоколенкой. За церковью шла поляна, на которой по праздникам собирались гулять девки с парнями, а там, во главе крестьянских домов, несколько отделившись от них огородом и большим хорошо содержимым садом, стоял дом священника.