С Ирмой я познакомился этой весной на какой-то безнадежно тоскливой попойке. Она сидела на полу, вытянув длинные, обтянутые черными чулками ноги, и курила. Ирма не пила, однако ее глаза тускло светились, она качалась в такт музыке, сама себе улыбалась и не обращала ни малейшего внимания на окружающих. Ее равнодушие и замкнутость меня раздражали. Я тоже был полон решимости не пить, сидеть вот так — упершись взглядом в небытие, курить и улыбаться далекому голубому растению, которого нет на этой земле. Злило то, что моя роль уже игралась, и достаточно успешно. Еще больше я злился на себя, что не спускаю глаз с Ирмы. Она не была ни красивой, ни, скорее всего, умной, однако мы привыкли превозносить страждущих, а Ирма всем своим видом, словно кричала, что она с преогромным удовольствием погружается в безысходность. Мы станцевали с ней несколько танцев, небрежно поцеловались. Ирма заявила, что тут предостаточно развеселеньких девчонок, более подходящих для любовных дел. Неужели?
Когда Ирма попросила проводить ее домой (я оказался единственным трезвым в этой компании), я удивился. Это была уже не ее роль. Мы шли пешком по пустынным улицам гудящего города. Небо было слепым и черным, словно пласт пуленепробиваемого стекла, охраняющий город от света звезд.
Ирма молча шла впереди легким, почти танцевальным шагом. Никакого желания завязать контакт со мной… Я схватил ее за руку, придвинул к себе и стал целовать. Ирма не сопротивлялась, гладила мои волосы, шею. Вдруг отскочила и опять, тихо напевая, пошла впереди. Подошли к ее дому — многоэтажке с бесчисленным количеством окон, которые, казалось, впитали в себя всю темноту ночи.
— Зайди ко мне, дома никого нет, родители уехали — произнесла вдруг Ирма.
Я не видел ее лица, она стояла спиной ко мне.
„Девочке стало жалко, что ночь пройдет впустую“ — цинично подумал я, поднимаясь вслед за ней на пятый этаж. Уникально опрятная парадная: горшки с алоэ, араукариями, цикламены в горшках из черной глины, фикус в деревянном ящике, словно в гробу, листья у него причудливой формы, растущие из осколков хрусталя.
Ирма долго открывала ключом дверь и в нерешительности остановилась. Потом просунула руку внутрь, зажгла свет. Мы вошли. Ирма оглядывалась, словно гостем тут была она, а не я. Вполне нормальный коридор: на обоях раскинулись фиолетовые субтропические растения, на стенах японские картинки — из них выглядывают здоровые розовые птицы и покорно улыбающиеся гейши. Зеркало в резной раме из красного дерева со свечами неприятно зеленого цвета по бокам. В нем отражается окно соседней комнаты, черное небо, желтое сияние города, мрачный силуэт горы.
