— Сингапур? Не очень хорошо, — начала она, заставив голос звучать спокойно, чтобы никто не мог догадаться, как бьется ее сердце, с какой силой ее пальцы, сделавшиеся вдруг влажными, сжимают вилку. — Я была здесь несколько раз, но всегда очень коротко, поэтому толком не могла узнать город. — Теперь, после вежливого ответа, она могла сосредоточить внимание на своей тарелке и, подцепив кусочек рыбы, поднесла его ко рту. — А вы?
Взгляд в его направлении подтвердил то, чего она опасалась: он все еще продолжал рассматривать ее, и от этого пристального осмотра ее словно обдало жаром. Его улыбка сказала ей, что он заметил ее замешательство и, найдя деликатный повод отвернуться, сосредоточился на еде, вместе с тем не забыв ответить на ее вопрос.
— Я тоже не очень хорошо знаю Сингапур, но так как в книге, над которой я сейчас работаю, действие происходит именно в этих местах, подумал, что стоит приехать и узнать его получше, прежде чем погружаться в детали. — Он рассмеялся. — Все писатели схожи в этом, вы понимаете, годится любая уловка, чтобы подольше не садиться за письменный стол, избежать тирании словесного процесса.
— Я слышала, но думала, что это отговорка, чтобы просто разнообразить свою жизнь.
— Это теоретически. — Он еще раз взглянул на нее, удивляясь, почему ему доставляет такое наслаждение развлекать и забавлять эту женщину. Если быть честным, должен заметить, что труд писателя — занятие, требующее полной отдачи, почти добровольное рабство. И я люблю его и вместе с тем… ненавижу… Временами я готов был покончить с этим нелегким делом. Но как только я говорил себе: все — это моя последняя книга, что-то обязательно возникало, будоража мой ум. Парочка идей будила фантазию, в голове возникали новые образы, короче, все опять начиналось сначала… Назад к однообразному механическому труду.
— Бен! — мягко укорила Дженни. — Ты говоришь так, словно тебе приходится трудиться над каждым словом, а между тем твоя проза, каждое слово, которое ты пишешь, красивые обороты — все они так естественны и непринужденны…
— Просто порой муза нашептывает мне на ухо. — Он иронически покачал головой.
Раздался взрыв смеха, и все оживленно начали обсуждать приведенный аргумент. Разговор вновь перешел на индивидуальный уровень, что дало возможность Бену снова повернуться к своей соседке.
— Теперь вы знаете обо мне все, моя очередь послушать вас.
У нее не было выбора, кроме как повернуться и взглянуть на него; губы невольно тронула улыбка, которая выражала больше, чем некоторое нежелание. Он смотрел на нее с такой непринужденностью, так располагающе, собственно это всегда было так. Высокий, в прекрасной форме, пожалуй, лишенный красоты в привычном понимании этого слова. Темные шелковистые волосы… Даже сейчас она чувствовала легкий трепет при мысли о том, как пропускает эти темные пряди сквозь пальцы… Теперь они были короче, и пиратский облик ушел вместе с бородой. Но эти четко обрисованные брови все так же неожиданно изгибались, когда он ожидал ответа… вот как сейчас.
