У Михаила Васильевича была сестра Елена, гораздо моложе своего брата, которая мечтала только о светской жизни и замужестве. В 1822 году, на восемнадцатом году от роду, Елена стала невестой, не помышляя ни о чем духовном. Мантуров же, наоборот, успокоенный перспективой брака своей сироты-сестры, не видел больше препятствий к удалению от мира и служению Богу. Но вдруг жизнь Елены Васильевны непонятным образом изменилась. Искренне и горячо любя своего жениха, она отвергла его, сама не понимая почему, говоря, что он ей вдруг страшно опротивел, не подавая совершенно к тому повода. Свадьба расстроилась, и близкие не ожидали ничего хорошего, боясь, что Елена увлечется рассеянной светской жизнью.
Вскоре скончался богатый дедушка, который давно потерялся из виду, но желавший перед смертью увидеть внуков и оставить им свое состояние. К нему ездила Елена Васильевна.
На обратном пути в уездном городе Княгинине Нижегородской губернии пришлось остановиться на почтовой станции. Елена Васильевна решила напиться чаю. Она послала людей распорядиться, а сама осталась сидеть в карете. Когда все было готово, лакей вышел из дому и при виде своей госпожи вскрикнул и остановился как вкопанный. Елена Васильевна стояла во весь рост, запрокинувшись назад, едва держась за дверцу кареты, и на лице ее был написан такой ужас, что словами передать невозможно.
Немую, с расширенными донельзя глазами, бледную, как смерть, ее внесли в гостиницу. В комнате она долго находилась в ужасном оцепенении.
Горничная уже подумала, что Елена Васильевна умирает, спрашивала у нее несколько раз, не позвать ли священника. Эта мысль постепенно привела ее в чувство, и когда пришел священник, смогла тотчас исповедаться и причаститься запасными дарами. После этого она целый день не отпускала от себя священника, в страхе держалась за его одежду.
Потом Елена Васильевна рассказала брату и невестке: «Оставаясь одна в карете, я немного вздремнула. Когда вздумала выйти из нее, открыла дверцу и невольно почему-то взглянула вверх. Я увидела над своей головой огромного страшного змея. Он был черен и страшно безобразен, из пасти у него выходило пламя, и пасть эта была такой большой, что я чувствовала, что змей меня сейчас полностью поглотит. Видя, как он надо мной вьется и спускается все ниже и ниже, даже ощущая уже его дыхание, я в ужасе не имела сил позвать на помощь, но наконец вырвалась из охватившего меня оцепенения и закричала:
