На подаренной им машине он сбил 23 вражеских самолета и счастливо закончил бои в Германии.
Рассказывает Татьяна Лунгина
Шли годы… Я гордилась дружбой с Мессингом. Неожиданно на горизонте появилось штормовое облачко. Аида пала жертвой рака груди. Снова в нашу жизнь вошла больница, и теперь мы были не на шутку встревожены. После удаления груди Аида прошла курс интенсивной терапии. Несомненно, Мессинг предвидел конец. Он впал в депрессию, и в их семье установилось тягостное напряжение.
Ираида Михайловна занималась только своей больной сестрой, сидела днями и ночами около ее постели, выполняла указания врачей и Мессинга. Их труды были вознаграждены: опухоль прекратила прогрессировать, по крайней мере на какое-то время.
Я искренне восхищалась Аидой. Как сильно она держалась за жизнь! Какая у нее была сила воли! Какое самообладание надо иметь, чтобы между курсами химиотерапии и облучения всегда сопровождать мужа и ассистировать ему на выступлениях! Во время поездки в Горький ей стало значительно хуже, и в сопровождении медсестры она вернулась домой на теплоходе. Она была даже не в состоянии самостоятельно сойти на землю, и Вольф донес ее на руках. В пути ей постоянно приходилось делать инъекции, чтобы она добралась до Москвы живой. Тогда Вольф не положил ее в больницу. Он понимал, что все бесполезно, и знал это с самого начала, когда еще в Тбилиси ее только начинали беспокоить боли. Аида также знала, что умирает, но даже тогда оптимизм не покидал ее. Доживая последние дни, она пыталась убедить Мессинга, что все будет хорошо.
Однажды пациентку навестили Николай Блохин и Иосиф Кассирский. Блохин был директором Института онкологии, блестящим хирургом, который оперировал Аиду; Кассирского, специалиста-гематолога, крайне уважал Вольф. Было начало июня, любимое время Аиды. Оба врача сидели у постели больной, чувствуя вину за то, что не смогли вылечить ее. Позже все переместились на кухню. Никто не хотел уходить. Мы не думали, что разумно оставлять Вольфа в таком состоянии. Кроме Аиды и Ираиды, у него никого нет. Вольф не мог усидеть на месте и принимался расхаживать по крошечной кухне. Наконец Блохин прервал тягостное молчание:
— Дорогой Вольф Григорьевич, вы не должны так расстраиваться. Вы знаете, даже у пациентов в критическом состоянии наступает улучшение и они живут еще долгое время. Я помню…
Вольф не дал ему закончить. Он дрожал, его руки тряслись, на лице появились красные пятна.
