— Вот уже выходит. Сейчас увидим. Гм! Опять заходит в общую столовую.
— Пищу пробует?
— Какое! ест во все лопатки. Вчера чай пил тут тоже — так два кусочка сахару осталось. В карман спрятал.
— Что вы говорите! Зачем?
— Один придворный тоже его спросил. А он отвечает: «Пригодится, говорит. Один кусочек подарю Виктории-Августе, другой кронпринцу, если ему Верденская операция удастся».
— Прямо удивительный чудачина! Я думаю, пообедав, швырнет сотенный билет и сдачу оставляет девушке?
— Нет, вы этого не скажите. Вчера наел он на четыре марки и десять пфеннигов. Дал девушке пять марок в говорит: оставьте себе двадцать пфеннигов, а семьдесят гоните сюда.
— Так и сказал: гоните сюда?
— Ну: может, выразился изысканнее, но семьдесят пфеннигов все-таки сунул в жилетный карман. Потом на них (я сам видел) купил 3 воротничка.
— Хватили, батенька! Что это за воротнички за семьдесят пфеннигов?!
— Даже за шестьдесят. Бумажные. А на оставшиеся десять пфеннигов купил сигару. Докурил до половины и спрятал.
— Какое милое чудачество!
— Ну, как вам сказать…
* * *
Через неделю.
— Виноват, позвольте мне пройти внутрь трамвая…
— Куда вы прете! Неудобно.
— Это почему же-с?
— Там кайзер сидит.
— Опять?!
— Да-с, опять.
— Господи, что это он каждый день разъездился. Торчи тут вечно на площадке!..
— Ничего не поделаешь. Все одинаково страдаем. Раньше хоть свита его ездила, а теперь и те перестали.
— Собственно, почему?
— Собственно из-за сигары. Такие он сигары стал курить, что даже Гельфериха, друга его, извините, стошнило. С тех пор стараются с ним в закрытые помещения не попадать.
— Гм!.. Большое это для нас неудобство.
— И не говорите! Занимаю я номер в гостинице «Розовый Медведь», как раз рядом с ним… И что же!
— Разве он до сих пор в этом «Медведе» живет?!
— Представьте! Отвратительнейший номеришко в три марки, и так он туда представьте вгвоздился, что штопором его не вытянешь. Ну, вот. Так придешь домой — портье жить не дает: сапогами не стучи, умываться или что другое делать (перегородка-то в палец) не смей — чистое наказание! Будто не может человек себе дворца выстроить.
— Да-с. Оно и с обедами не совсем удобно. Приходит — все должны вставать и стоять, пока он не съест обеда, А ест он долго. Да еще кусок останется, так он норовит его в карман сунуть или в другое какое место. Верите — вчера полтарелки макарон за голенищем унес.
— Что за милое чудачество!
— Чудачество? Вот что, мой дорогой — если вы тихий идиот, то и должны жить в убежище для идиотов, а не толпиться зря на трамвайной площадке!..
