Нас осталось трое, все молчат, и в моей голове от недосыпа вращается вязкий калейдоскоп бессмысленных картин, мозг размягчается, и на нем, как на клейменой скотине, оттискивается цифра «три», а перед взором проступает огненная тройка. И поэтому
От всех весельем я утаена,
В лучах его сиянья незаметна,
Как червячок средь шелковых пелен.
Чтобы убить время, начинаю непроизвольно считать в уме: трое в лодке… три мушкетера… сердца трех… Троица… триада… три ореха для Золушки… три танкиста и одна собака – с глубокими, прекрасными, огромными глазами… три капитана… три товарища… Третий Рим… тритон… а этот чего сюда затесался?.. треугольник… трехглавый дракон… Любопытно, однако, что сейчас поделывает больной дракон с Нуцубидзе? Наверно, уже подсунул батумцу свои соски… Бля, опять Жгенти!
– Everybody dance now! – неожиданно выкрикивает всю дорогу помалкивавший Леванико-Барикелло, да таким истошно-визгливым криком, будто у него коклюш в разгаре. Жжешь, Кукла! Вопль хоть и бредовый, а действует не хуже нашатырного спирта. Покойника на ноги поднимет.
Кукла – это уловленная и запертая в стакане молния, батарейка «Дюрасел», перпетуум-мобиле. Одним возгласом, одной дурацкой выходкой он может так вштырить, так зарядить энергией, что тут же ощутишь мощный всплеск радости между ног, в животе и в висках, да и не только.
– Если б не ты, мы были бы сейчас вроде безутешных родственников на похоронах, – уже полная сил и любви (ума не приложу, правда, на хрена они мне сейчас сдались), говорю ему, не зная, что добавить еще.
– А сейчас? – улыбается он мне из зеркала заднего обзора, как бурундук.
– А сейчас вроде как с похорон уже.
– С похорон дракона, что ли? – равнодушно спрашивает Заза, будто думает вслух, и кислым взглядом косит куда-то в сторону и вверх, рассматривает рекламные билборды вдоль трассы и отстраняется от произнесенного, будто не только ничего не говорил, но даже и не слышал. То ли он с нами, то ли его нет здесь вообще. Словом, абонент опять временно недоступен.
Мне становится его жалко и очень хочется обнять и прижать к себе. Наверняка у меня комплекс матери Терезы, хочу обласкать всякого инвалида и калеку. От Зазы, похоже, остался лишь опустошенный футляр… Кроме пыльной обочины жизни, ничего его не ждет. Известно же, что в душе человека всегда хранятся радиоактивные отходы, омертвевшие отбросы будней, и что именно эти отходы занимают все пространство его жизни, не оставляя в ней места для живого чувства, для живой мысли. А Заза вроде как набит этим мусором под завязку.
