Все это ложь, наглая ложь, оговор невиновных людей. При этом мне рекомендовалось использовать действительные события и встречи и добавлять к ним малое… деньги, которые мне надлежало списать со столь же ложного своего счета. Мне стыдно. Я каждый день думал об этом, меня мысль о моей подлости не оставляла ни на минуту. Я понимал, что я по-существу продал людей и предал их. Иванов все время уверял: «Пиши, ничего не будет. Чем больше покажете, тем лучше же будет для вас!»
Читая подобные показания, естественно, задаешься вопросом: «Неужто Гдлян с Ивановым полагали, что суд и все другие им поверят?» Ведь если признать показания достоверными, то надо сделать однозначный вывод — допрошенный ничем другим не должен заниматься, кроме как раздачей денег, подкупом должностных лиц, которые куда ни ткни — все взяточники.
О предъявлении списков лиц, которых требовали оговорить, заявили многие арестованные. К ним мы не раз еще будем возвращаться.
Несмотря на приведенные факты, Гдлян и Иванов на всех перекрестках трубили, что у них на допросах люди признавали свою вину, а потом неожиданно стали менять показания. Обвинили в этом и в развале их дел прокуратуру Союза.
И им вторил мощный хор их защитников. Забыв, что и в 30-е годы под пытками, изнурительным и недопустимым воздействием видные деятели партии и государства, честнейшие люди признавали себя виновными, оговаривали себя и других в несовершенных преступлениях.
Страшно, что беззаконие, произвол творился. Еще страшнее его оправдание, настойчивые попытки заставить прокуратуру узаконить драконовские методы ведения следствия. Видимо не дает покоя многим ностальгия по прошлому, по черным «воронкам», стоявшим по ночам у подъездов домов. Гдлян и Иванов напомнили о них в Узбекистане. И жаль, что «отрыжку прошлого» не прочувствовали в Ленинграде, Зеленограде и Тушино. Старшее поколение, видимо, помнит, как в 30–50-е годы клеймили позором «врагов народа», как этот ярлык навешивали совершенно на невиновных людей.
В Узбекистане, да и не только там, Гдлян и его команда в нынешнее время также на многих невиновных навесили или пытались навесить ярлык «взяточника». Делали это цинично, безжалостно, нередко потому, что им не приглянулся тот или иной человек, который не пошел на оговор, на сделку с совестью, или его чернили по просьбе кого-то. Наверное, не ошибусь, если скажу, что почти во всех обкомах партии, в министерствах Узбекистана есть записки Гдляна и его следователей о мнимых взяточниках. В этих записках было всего три-четыре бездоказательных строки, но по ним увольняли людей с работы, отчисляли из учебных заведений, исключали из партии, позорили.
