— Я обойдусь без алкоголя, — ответил Верт. — Не обращайте на меня внимания.
— Спасибо, — искренне ответил Карев.
Он подошел к бару и, делая вид, что наводит порядок, остался за стойкой, глотая шотландское виски из самоохлаждающегося стакана. Ему нужно было на что-нибудь опереться, чтобы устоять перед перспективой вечера, заполненного игрой в цитаты и разговорами с Вертом. До возвращения женщин он успел выпить половину второго стакана неразведенного алкоголя и уверовать, что справится с ситуацией. Более того, он справится с самой Афиной, ибо уже решил, как отомстит ей. Явились еще четверо гостей, и он занялся их обслуживанием у бара. Двое из них — Берт Бертон и Вик Наварро — были остывшими немногим старше его, и только он попытался образовать с ними группу противников игры в цитаты, на середину комнаты вышла Афина.
— Я вижу, что у всех есть при себе проекторы, поэтому приступим к игре, — сказала она тоном распорядителя праздника. — Автора лучшей цитаты ждет сюрприз, однако напомню, что требуются цитаты только легкие, стихийные, а каждый пойманный на цитировании опубликованных текстов, платит фант. — Раздались тихие аплодисменты, и под куполом дома запрыгали разноцветные пятна от регулируемых гостями проекторов. В воздухе замелькали яркие трехмерные буквы и слова. Когда Афина нацелила свой проектор, Карев со стоном сел за стойкой.
— Я начну, чтобы вас расшевелить, — заявила она, включила аппарат, и в нескольких шагах от нее повисли в воздухе ярко-зеленые буквы, сложившиеся в надпись:
«КАКОЙ СМЫСЛ ГОВОРИТЬ ПО-ФРАНЦУЗСКИ, ЕСЛИ ВСЕ ТЕБЯ ПОНИМАЮТ?»
Карев подозрительно оглядел гостей, которые почти все весело смеялись, потом еще раз внимательно прочитал слова. Их смысл по-прежнему ускользал от него. Афина не раз объясняла ему, что в игре в цитаты все искусство заключается в том, чтобы вынуть какую-нибудь фразу из контекста обычного разговора или корреспонденции и представить ее как самостоятельное целое, создав тем самым у читателя фантастический противоконтекст. Она называла это словесной голографией, совершенно дезориентируя Карева. Уже больше года, с тех пор, как эта игра стала модной, он, как мог, избегал ее.
— Очень хорошо, Афина, но что вы скажете на это? — раздался в полутьме женский голос, и в воздухе под куполом дома повисли новые слова:
«Я ЗНАЮ ТОЛЬКО ТО, ЧТО НАПИСАНО В ЭНЦИКЛОПЕДИЯХ».
Почти сразу за ними вспыхнули еще две надписи, одна красная, другая топазовая:
«НУ И НЕ ПОВЕЗЛО ЖЕ ЭТИМ РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТЕ»,
