Одет он был достаточно небрежно — светлые хлопчатобумажные брюки, темно-синяя льняная рубашка и мокасины. Но поскольку этот облик противоречил внутреннему напряжению гостя, небрежность его одежды создавала впечатление продуманной элегантности. Его открытые руки, лицо и шея были покрыты таким темным загаром, что я усомнилась было, англичанин ли он, но его голос, когда он сказал «добрый день», был таким же английским, как и яблоневый сад в Дервент-Лэнгли. Не было никаких сомнений, что именно его я и слышала из-за живой изгороди «Белого оленя».
Я ответила на его приветствие, и мы несколько секунд молча изучали друг друга. Не знаю, естественное ли то было для него выражение или же его просто не заботило, как он выглядит, но его густые черные брови сошлись на переносице, образовав легкую морщинку. Кроме того, у него были очень темно-голубые глаза со странным синеватым оттенком, напоминающим блеск драгоценного камня. Строго говоря, о его несгибаемой решительности говорило не только выражение лица, но и вся лепка черепа.
Затем, рассмотрев меня с головы до ног, от выгоревших на солнце растрепанных волос («мешок для лоскутов», как называла мою прическу Таня) до подошв сандалий, незнакомец сказал:
— Предполагаю, что я, в самом деле в Холлиуэлл-Грейндж.
— Да, так и есть.
— Отлично. — Он вскинул бровь. — А то мне показалось, что я попал в другое место.
— Вы были…
— Сегодня я уже заезжал пару раз, — сказал он, и, рассердившись сама на себя, я услышала, что приношу ему извинения:
— В самом деле? Прошу прошения. Мне пришлось выйти.
— Ничего страшного. — Он, в самом деле простил меня, одарив сдержанной улыбкой, не лишенной, впрочем, определенного обаяния. У него были белоснежные зубы, и улыбка разительно изменила его. Он прищурился, и жесткие линии лица, похоже, смягчились. — Вы не могли знать, что я сегодня приеду.
— Действительно.
— Но являться сюда надо именно в такой день, как сегодня.
— Да, пожалуй.
Значит, он турист. Позже я бы много дала, чтобы он оказался таковым, но в эту минуту почему-то испытала легкое разочарование. Я наблюдала, как он отступил на несколько шагов, чтобы лучше рассмотреть портик, после чего предупредила:
— Единственная проблема в том, что этот дом не предназначен для осмотра.
— Надеюсь, что так. Он явно не предназначен для таких целей. — Я получила еще одну сдержанную улыбку, хранившуюся у него в запасе. — Я и не собираюсь осматривать дом таким образом.
— Вы, конечно, имеете право, — холодно добавила я, — осмотреть его снаружи.
