Перед Зафодом простиралась скучная серая равнина, вся в руинах и обломках. Между ними дико носился ветер.
Посреди всего этого высился похожий на фурункул стальной купол. Туда-то, как понял Зафод, они и направлялись. Это была Воронка Глобальной Перспективы.
Он остановился и в унынии уставился на Воронку. В это время оттуда донесся нечеловеческий вопль ужаса. Такой вопль мог издать лишь тот, у кого из тела выжигали душу. Ветер подхватил этот вопль и понес его по равнине.
Зафод вздрогнул от страха, и кровь его, казалось, превратилась в жидкий гелий.
— А это еще что такое? — прошептал он беззвучно.
— Запись, — объяснил Гарграварр, — голоса последнего человека, пропущенного через Воронку. Такую запись положено проигрывать следующей жертве. Что-то вроде прелюдии.
— Кошмар какой, — заикаясь, сказал Зафод. — А нельзя ли нам куда-нибудь улизнуть ненадолго, может, в ресторан, чтобы хорошенько все обдумать?
— Насколько я знаю, я нахожусь именно в ресторане. То есть, мое тело. Оно теперь ходит по ресторанам без меня. Говорит, я вечно все порчу. Хей-хо.
— А что, собственно, такое с вашим телом? — спросил Зафод, стремясь насколько возможно оттянуть то, что ему предстояло.
— Оно… оно занято, понимаете ли, — ответил Гарграварр неуверенно.
— Вы хотите сказать, что у него теперь другая душа? — уточнил Зафод.
Наступила продолжительная и, надо сказать, ледяная пауза. Потом Гарграварр заговорил снова.
— Должен сказать, — произнес он через силу, — что я нахожу ваше замечание не слишком деликатным.
Зафод смущенно и невнятно пробормотал что-то вроде извинения.
— Ничего страшного, — смягчился Гарграварр, — вы не обязаны знать.
Голос его задрожал.
— По правде говоря, — по его интонации было ясно, насколько ему трудно сохранять спокойствие, — мы решились на узаконенный разъезд. Но боюсь, дело кончится разводом.
Голос умолк, а Зафоду было абсолютно нечего сказать. Он промямлил нечто невразумительное.
— Думаю, мы с самого начала не подходили друг другу, — продолжал Гарграварр, — мы никогда не могли получать удовольствие от одних и тех же вещей. Мы вечно скандалили из-за секса и рыбалки. Мы, правда, пробовали совместить одно и другое, но это, как вы догадываетесь, привело к катастрофе. И теперь мое тело отказывается меня впускать. Не хочет даже меня видеть…
Снова воцарилось трагическое молчание. Ветер порывами носился по равнине.
— Оно говорит, что я живу в нем, как в гостинице. Я говорил, что так вообще-то и должно быть, что я и должен жить в нем, но оно сказало, что ничего другого от меня и ожидать нельзя и что я со своим умничаньем могу идти сам знаю куда. В общем, мы расстались. Наверное, оно получит опекунство над моим именем.
