— Да надо просто форму держать, — мелодично пропела красавица Римма и подвела раскрытые ладони под собственный бюст, показывая, как надо держать форму. — Чтобы живот не висел, чтобы жиры не тряслись как студень.
— Как врач и как мужчина, я тебе скажу, Риммочка, с полной ответственностью: всякий орган от упражнения растет, а не уменьшается. Никто еще не худел от бега. От бега только потели. А чтобы похудеть, надо, миленькая, хлебца не есть, от этой картошечки, которую ты пожираешь, отказаться.
— За всеобщее похудение! — поднялся с рюмкой в руке коротенький стокилограммовый Драгомир Пенальтич, поэт сербского происхождения.
Все засмеялись и выпили.
Под картошку со шпротами хорошо пошел разговор о голодании. Одни отстаивали полуторасуточное голодание еженедельно. Другие держались недельного голодания раз в три месяца. Коля (Николай Владимирович — младший) в принципе не возражал против длительного голодания, но при соблюдении твердых правил.
— Клизма! — кричал он. — Ежедневно двухразовая клизма. А иначе это все самодеятельность.
— Это правильно! — низким басом пророкотал Пенальтич. — Голодающий без клизмы — какая-то насмешка над голодом. Голодающий с клизмой — уже профессионал. А с двумя клизмами — мастер!
Все снова засмеялись и выпили.
Жена Шальнова зачитала какую-то сложную американскую диету для кинозвезд. Но сбилась, потому что диета была записана в ресторане на бумажной салфетке. Салфетка еще долго належалась в сумочке, натерлась среди дамского хлама, и буквы стали разрушаться.
— В девять утра — пол-апельсина, — с трудом читала она, — в одиннадцать сорок пять — стакан молока… без масла и… шесть слив…
(Шальнов резко наклонился над столом и затрясся от злого хохота.)
— …До пяти вечера — ничего, даже воды… А в пять — стакан гранатового сока с медом и лимонной кислотой…
Потом пошла совсем ерунда, и когда Нина Шальнова, вплотную прижав салфетку с бледным текстом к толстым стеклам очков, произнесла «на третий день… ночью — два стакана бульона…», стали смеяться все, а Николай Владимирович утирал пухлыми кулаками слезы и кричал сквозь смех:
— Хватит, Нина! Второй инфаркт сейчас будет. Хватит!
— Надо о беге думать! — говорил Шальнов за чаем с тортом. — Нельзя бежать и одновременно думать: достать новую резину — металлокорд или ехать наваривать на Сиреневый бульвар? Бежать и думать о беге! Не о том, что еще пять — десять минут, и бег кончится, и можно будет блаженно ступить на полную ступню. Нет! Само мучение бега должно превратиться в удовольствие. Бегу и еще хочу. Уже не могу, но хочу. Хочу и начинаю мочь. И тогда уже трудно остановиться.
