Когда он вошел в комнату, Деян был в рубашке и в пиджаке. Стоял у самой двери.
— До свидания, — сказал Деян.
— Я вас провожу, мне тоже в город.
— Я вас подвезу.
На лестнице Деян подхватил его под руку, сказал тихо:
— Я надеюсь, вы согласитесь, что весь разговор касается только нас двоих. Вам куда ехать?
— На Георгиу-Деж. — Чернову захотелось хоть на минуту увидеть сына.
На улице у ворот стояла черная «Волга» с особенным специальным номером. Крепкий парень с глубоко посаженными глазами выскочил с места водителя, обошел машину и открыл переднюю дверь Деяну.
— Садитесь назад, — сказал Деян усаживаясь.
Шофер закрыл за ним дверцу и снова пошел вокруг машины. Александр Петрович открыл заднюю дверцу и увидел, что в углу сидит мальчик лет двенадцати с английским журналом в руках. Мальчик был очень похож на Деяна, но в то же время по-настоящему красив яркой и изысканной восточной (или еврейской?) красотой. Мальчик оторвал взгляд от журнала и посмотрел на Чернова вопросительно.
— Здравствуйте, — сказал Чернов и захлопнул дверцу.
— Здравствуйте, — сказал мальчик. — Пап! Что так долго?
— У нас была встреча, Вадик. Николай Иванович, — обратился он к шоферу, — на Георгиу-Деж. Потом завезем Вадика к маме, а потом к нам, в главное, я уже опаздываю.
Машина мягко тронулась, набирая скорость, свернула на проспект и смело рванула, опережая многих, в самую гущу предпраздничного движения. Чернов ехал знакомым и давно забытым путем к родной улице, но все теперь было не так. Странно. Слишком удобно и тревожно. За всю дорогу Деян обернулся два раза. Первый раз:
— Александр Петрович! — протянул что-то.
Чернов взял — это была бумажка с телефоном.
Второй раз он обернулся к сыну:
— Вадим! (Мальчик оторвался от журнала.) Вадим, скажи маме, что этот месяц я буду занят, а в начале следующего зайду к вам и, если она разрешит, возьму тебя на двенадцать дней на Рижское взморье. Мы будем с тобой гулять и кататься на велосипедах.
— Ага, — сказал Вадим и уткнулся в журнал.
— Направо? Налево? — спросил шофер.
— Можно здесь. Я дойду. Здесь близко. До свидания.
— До свидания, Александр Петрович. Всего вам хорошего.
— И вам.
Черной захлопнул дверцу. Машина рванула с места. Чернов стоял на углу бывшей своей улицы и неоправданно-болезненно улыбался. Одиночество было приятно. Наваждение проходило. Ему стало легче, когда он вышел из машины и машина исчезла. Но вместе с тем он чувствовал, что приближается какая-то роковая черта в его жизни, когда он должен будет принять решение. А этого он всегда боялся.
