— Ну и печет! Прямо пекло какое-то! — заныл он. Для него все на свете не так устроено.
Отправились, наконец, за орехами. Теперь уже и впрямь по самой жаре. И, пока еще недалеко отошли, Суслик раза три бегом возвращался. Окунуться.
В орешнике он опять заныл:
— Лучшие орехи — очень высоко. Только для белок!
Вот чудила! Самые лучшие орехи — внизу. На ветках у земли. Там никто не ищет. Все бросаются к тем, что на виду. А внизу-то их полным-полно!
Хотел было Хома ему показать, но…
— Лиса! — вскричал Суслик. Бухтеть бухтит, а начеку.
Чудом, как всегда, сумели удрать. Лишь клочок шерсти успела Лиса у Суслика вырвать. На ходу.
— Семь шкур сняла! — ощупывал Суслик себя дома, в норе. А сам жив-живехонек.
— Лиса и та тебе не угодила, — попенял Хома.
— Как? — оторопел лучший друг.
— Семь не семь, а одну шкуру вполне могла снять!
— Вон ты как! — обиделся Суслик. — Мне плохо, а тебе хорошо?
— И тебе хорошо! — подчеркнул Хома. — Это нам свыше дано, — загадочно добавил он.
— Свыше?
— А то как же! Все свыше дается: и вишни, и горох, и орехи… Они же вверху. Даже к тем орешкам, что внизу висят, нам тянуться надо.
— Верно, — озадачился Суслик.
— А солнце? Выгляни из норы. Оно сверху греет!
Суслик подумал.
— Ну а нора? — коварно заметил он.
— И нора. Она сверху вниз идет.
— Правда, — прошептал Суслик. И, расщедрившись, угостил Хому березовым соком. Полную чашку налил. Большую.
— Гляди-ка, — вновь удивился он. — И сок сверху льется. А не снизу вверх.
— Именно!
— Ну ладно. Все нам свыше дано. А кем?
— До чего же ты непонятливый! Я уже давно про это говорил, когда Великую тайну открыл. Помнишь?.. Кто все на свете создал и устроил, Тот и дает.
— Но Его же не видно!
— Как — не видно? — всплеснул лапами Хома. — Да ты выйди и оглянись вокруг. А земля, вода, деревья и воздух — откуда взялись?
— Но Его-то не видно, — снова заметил Суслик.
— Погоди, ты разве никогда не заходил ко мне поболтать ночью? — терпеливо спросил Хома.
— Заходил. И сразу уходил. Если ты спал.
— И ты меня видел?
— Не видел. Темно…
— А чувствовал, что я дома?
— Конечно.
— А как ты узнавал? — допытывался Хома.
— Ты дышал.
— А бывало так, что и дыхания моего не слышал?
— Бывало, — кивнул Суслик. — Сверчок заглушал.
— А без сверчка?
— Тоже, — растерялся лучший друг. — Странно. Помнится, вхожу, темно, не слышно ничего. А все равно чувствую — здесь ты. Когда тебя нет, нора будто и не та. Пустая, что ли.
— Вот! Не видно, не слышно, а ты все равно чувствуешь. А теперь широко подумай, с размахом. У меня — всего-то нора, а у Него — весь мир! И это так же чувствуется. Только настройся и сразу поймешь: Его неслышное дыхание повсюду, — проникновенно сказал Хома. — Во всем!
